Клятва

Калашников Павел

— Артём! Артём, спасай!

В ответ тишина. Дела плохи. Нога Вити неестественно скосилась вбок, а от дубленой заячьим мехом штанины остались лишь несколько рваных кусков. Из раны струилась кровь.

— Вали отсюда! — взвыл Витя, стиснув зубы. — Прибей мразь!

— Тебе нужна помощь!

— Отвали! Я забинтуюсь сам! Разберись с этим…

Ром жестко выругался.

Я оглянулся. Косолапый не на шутку разверел. Мне показалось, что тело его немного вспучило, а на месте от пуль появился какой-то мерзкий, склизский гной. Кровь на удивление остановилась

и стала запекаться на матово черной шерсти. Продырявленный глаз еще немного кровоточил, но ножа в нем не было. Он вытаращил свой единственный глаз и, порыскав с полсекунды, нашел меня. Мы встретились взглядами. Я буквально чувствовал поток его гнева, концентрацию ярости и зла, которая, казалось, пыталась меня сломать. Я чуть отшатнулся от Рома.

Голова пошла кругом, в глазах снова потемнело. Стиснул зубы, сжал кулаки и приложил все усилия, чтобы остаться в сознании. Похоже, не слабое сотрясение я заработал. Взгляд немного прояснился.

— Ну что, выродок, продолжим? — спросил я, сплевывая кровь и поднимая на ходу калаш Рома.

Чудовище издало пронзающий душу рык и, вжавшись в снег, ринулось на меня. Пришлось урывками прорываться сквозь деревья. К счастью, плотный слой снежного наста позволял мне не утопать в снегу, а медведь продавливал его, едва притронувшись.

Вдруг косолапый вмазался в состарившуюся, сухую сосну. Та с треском рухнула, а зверь, не обратив внимание на лежащего позади Витю, продолжил гнаться за мной. Как я и рассчитывал. Снова несколько маневров с поливанием уродца очередями из калаша. Молодые деревца под натиском зверя рушились, но на огромную сосну, в три обхвата шириной, у него сил не хватило. Громко ударившись черепом об препятствие, животное отшатнулось, но не рухнуло.

— Да сколько в тебе духу, паршивец?!

В ответ лишь злое рычание. На той стороне послышалось, как он махнул по дереву когтями. Только я хотел вынырнуть из-за укрытия, как вдруг провалился под снег. Вот же дьявол… Зверь тут же поймал меня на просчете и, привстав на две лапы, вдавил меня в снег.

Изо рта вырвался поток спертого воздуха. Казалось, у меня хрустнули ребра. В глазах снова потемнело, воздуха совсем не хватало. Я беспомощно хрипел. Ужасная, ощерившаяся морда впилась в меня кроваво-красным глазом. Чувствовался поток неисчерпаемого, концентрированного гнева, способного свести простого человека с ума.

— Тёма, твою мать!!!

Он вдавил меня глубже… Сознание затуманилось. Снег обжигал голову.

И вот зверь раскрыл пасть, блеснув кучей окровавленных зубов, больше напоминавших лезвия ножей. Секунда и мне конец.

Вдруг зверь взвыл, оторвав свою морду от меня. Косолапого объяло пламя, с каждой секундой все больше и больше разрастающееся. Оно палило матовую шерсть, скручивая и обеляя её.

Со звоном разлетелась очередная бутылка, поддав жару. Я оглянулся и увидел Артёма, яростно кидающего в животное коктейли Молотова.

— На, покушай, мишка! Как тебе, а? Не горячо?!

Медведь взвыл, пытаясь отделаться от огня, заметался из стороны в сторону, падая в снег.

Грозный рык превратился в жалостливый вой и урод скоро скрылся в метели.

— Вали отседова! Сучий потрох!

Артем глянул на меня. Взгляд совсем размылся.

— Эй, Мир, ты чего? Эгей, не отрубайся, лады?

Слова становились все тише, все бессмысленней. Моргать с каждой секундой было все тяжелей. Веки сомкнулись. \

Тишина.

4

Проснулся я от грубостей Артема.

— …дети! С вами носиться да глядеть, как нянька… О, проснулся.

Я окинул взглядом округу. Лежал на койке, в ГАЗе. На противоположной стороне постанывал Витя, возле которого носился Хриплый.

Артём на секунду отвлекся от пациента и зашагал ко мне.

— Я думал ты помер, — улыбнулся он. — Очухивайся давай, ничего серьезного. Пара синяков и все тут.

Оглядев себя, убедился в словах напарника. Он стащил с меня бронежилет, проработал царапины и ссадины, вроде как спиртом, ибо запах стоял знакомый. Едва поднялся, как вдруг боль в костях снова прибила меня к койке. Я вздохнул.

— Да чтоб тебя… Не говори, что у тебя трещина или не дай бог перелом! — бурчал Хриплый, обвязывая Рому ногу. — Не хватало мне одному вас тащить…

— Да нет… — сопел я, пытаясь приподняться, — это так, мелочи…

— Мне тоже так казалось, когда я синяк увидел. А теперь вона шо, встать не можешь. Если так подумать, то тебя мишка нехило так извалял, раз ты три часа провалялся.

— Сколько?!

— Три. — Артем завязал узелок на ноге Вити. — Но чудо, что ты вообще пережил битву с этим черномазым уродцем.

— А Витя как?

— Ну, оклемается. Ему прокусил ногу огромный, мать твою, медведь и по хорошему он вообще инвалидом должен был остаться. Ан-нет, кости, конечно сломались, аж торчали, кровищи было море, но ведь не зря я пару лет полевым врачом после Чечни горбатился. Выкрутится.

— Ты вообще много где горбатился, как осмотрю. — я почти что встал, как вдруг по костям словно катком проехались.

— Лежи уже, больной. — он отшагнул от Рома. — Этот тоже сперва отлично себя чувствовал, если так можно сказать, а потом в момент — бац! И спит.

— Крови много потерял, вот и всё.

— И то верно, — сказал Артем, наклоняясь к холодильнику. Он схватился за ручку, с усилием дернул и через пару минут в руках держал небольшую бутылочку. Открутил пробку, жадно отхлебнул.

— Что так смотришь? — насупился он, утирая седеющую бородёнку. — Такое пережили! Это надо отметить.

Я не ответил. Все равно сделать ничего не мог.

Пошарахавшись по кузову, Тёма, наконец, пригвоздил свою пятую точку к верстаку с инструментами. Мы несколько минут молчали, в большей степени потому, что Артем не отлипал от бутылки и только когда стало меньше половины, он успокоился, расслабившись на верстаке.

Артём поймал на себе мой недовольный взгляд и тут же нырнул за продолжением. Скоро подобная бутылка оказалась у меня. Слетела крышка, а из бутылки потянуло скисшей капустой.