Клыки и розы в Академии Судьбы
Шрифт:
– Где она? Где мисс Омирсен?
Мрачный нетрезвый птиц, стонущий так громко и прерывисто, что аж неприлично, ничем не походил на мою светлоликую подругу. И компанию магистру пернатый составлял явно по своей воле.
Но где тогда Олли?
– Кто? – породистую физиономию тронула растерянность. Наигранная.
В амнезию магистра Санкт-Петербургской академии верилось слабо. И, кстати, не только мне. Уверена, он тоже читал разгромную статью на первой полосе «Трибьюн», посвященную собственной клыкастой персоне. «Забытые тайны семейства Валенвайд» – так
Перед напористыми магессами-журналистками он мог сколько угодно разыгрывать пробелы в памяти. Я бы даже осуждать не стала. Но изображать «возрастное тугодумие» передо мной? В непристойной темноте пустого кабинета? Под грудные стоны нетрезвой птицы?
Имя Олив Омирсен магистр знал так же хорошо, как мое. Сам требовал назваться, чтобы выписать отработку… вот на этот час. Поздний до дрожащих коленок и интимной неловкости.
А всем известно, какого рода «отработки» у Эрика Валенвайда! Но если вдруг кому-то неизвестно – например, нам, благородным девицам из «Эншантели», прибывшим в Петербург на днях, – тем в красках все расскажут аборигены. Местные не стеснялись в выражениях, с упоением погружая пугливых барышень в подробности «ночных сеансов» у магистра.
– Дж-ж-ш-шии-жши… – провыл птиц, неритмично хлопая смоляными крыльями по центру кровати. То правым, то левым.
– Джильберты тут нет, – проворчал хозяин. – Эта проблема моя, не твоя…
– Дж-ши…
– А я говорил, что от самок одни беды, Аарон, – строго процедил Валенвайд. – Тридцать лет назад говорил. И сейчас повторю. Чем более невинно и безопасно выглядят эти «прелестные барышни», чем они слаще чирикают, тем…
Магистр оборвал лекцию на самом интересном и уперся яростным взглядом в меня. Ровно в шею, в пульсирующую вену, которая как раз заходилась в новом танцевальном этюде.
– Зачем вы заявились на мою территорию, куколка? – резко уточнил он, с легкостью уловив мое волнение. Черные зрачки расширились, впитывая страх. Поглощая дрожь, колотившую меня под платьем.
Все знают: для таких, как он, мы и есть «куколки». Тряпичные марионетки, набитые… ну, видимо, чем-то для его специфического рациона полезным. Только на это и годны, что «отрабатывать».
– Зачем? – требовательно рыкнул господин Валенвайд, заставив подпрыгнуть, но тут же присмиреть. Его взгляд раздирал в клочья, разбивал на стеклянные осколки. Будто я совершила преступление, нарушив его вековой покой.
Или сколько там ему лет.
Может, возрастные проблемы с памятью – не шутка, а вполне себе реальность? И он действительно забыл про Олив? И про отработку? Случаются ли провалы от крепленых бразильских орехов?
– Вы вторглись в мой дом. Влезли в мой покой. Нарушили мою тишину, – угрожающе перечислял потомственный вампир. И с каждым мигом мне все ярче вспоминались ужасы, написанные о нем в «Трибьюн». – Стоите тут… дышите прерывисто, дрожите коленками, губу обкусанную выпячиваете… Разбиваете мой заслуженный отдых грохотом перепуганного сердечка… И даже не можете сказать, за каким троллем?!
Смахнув с лица челку (отросшую
Жуткие птичьи звуки сбили меня с толку, заставив позабыть заготовленный текст. Три фразы, которые я повторяла, стуча каблуками по каменному полу длинного коридора. Снова и снова, снова и снова… чтобы не забыть. И не передумать.
– Мы дружим с Олив с первого курса, – выдохнула я, прибирая свою обкусанную губу обратно. – Мы… вместе поступили в «Эншантель» и…
– Как «трогательно», – фыркнул мужчина. – Это важная информация? Я без нее не усну?
А он вообще спит? Раз есть кровать, то наверняка…
Хотя постель – еще не показатель крепкого сна. Ей много применений можно придумать.
– Вы назначили мисс Омирсен встречу. Сегодня, здесь.
– Допустим, – низкий, хриплый голос пробирался под кожу и потихоньку высасывал из меня жизнь. Я чувствовала, как пол уходит из-под ног и колени наполняются ватой. – Вас так заботит ее судьба?
– Очень сильно, – призналась я, окончательно вспомнив, зачем пробиралась по темному коридору в кабинет преподавателя.
Я собиралась предложить себя. На обмен. И в качестве «утешительной» трапезы.
Но сейчас, когда я стояла в тени жуткой темно-бордовой громадины – а вблизи господин Валенвайд оказался очень высоким! – решимость моя таяла, как сосулька, забытая на весеннем солнце. Медленно, но неотвратимо.
Несмотря на ужас, колотившийся в ребра, я вынуждена была признать: «Трибьюн» выбрал не лучшее фото Валенвайда для первой полосы. Тот звериный оскал, исполненный брезгливости, и старшекурсницу лишил бы сна.
На деле же магистр имел вид скорее скучающий и отстраненный, холодный и раздраженный… И вовсе не жаждал кого-то немедленно съесть. Наверное.
Контраст между кожей и тканью был столь впечатляющим, что одежда Эрика Валенвайда выглядела абсолютно черной. А сам он – пугающе белым. Но я знала, что это обман зрения. Да и сама, как прочие ученицы «Эншантели», не смогла бы похвастаться загаром.
Бледность была ему к лицу – она фактурно выделяла скулы и высокий лоб. Плотные тени графично очерчивали подбородок с опасной ямочкой. Широкие брови нависали над внимательными глазами, отчего взгляд магистра ощущался тяжелым, давящим. Он падал на меня сверху куском обрушившейся скалы и обещал размазать в алую лужицу.
Темные волосы с неявным каштановым отливом изгибались волной и доходили мужчине до плеч, несколько коротких прядей выбивались на виски и глаза. Словно вампир тоже стал невольной жертвой эксперимента, после которого третий месяц отращивал несчастную челку.
В глянце его задумчивых глаз танцевали отблески уличных фонарей. Под определенным углом радужки казались густо-бордовыми, но издалека это было малозаметно. Довольно молодое, гладкое лицо странно сочеталось с вековой усталостью во взгляде. Без шуток – ве-ко-вой!