Ключ к убийству

Урса Алекс

– И что, на вас это сильно повлияло? – спросил Франсуа, собираясь взять из вазочки печенье. Вазочка была пуста. Басель потупил глаза и виновато засопел.

– Еще как повлияло, – кивнула Сесиль, – в моих фанфиках героиня – я назвала ее Элеонора – встречалась с Ангелом, он влюблялся в нее, потом у них была первая ночь, – в этом месте молодая женщина густо покраснела, – потом она выходила за него замуж, у них даже родился сын. Ну, вы понимаете, я описывала свои мечты, свои самые сокровенные фантазии. – Она еще больше покраснела, наверняка вспомнив, что именно писала.

– Почитать можно? – поинтересовался Басель.

– Нет! – поспешно закричала Сесиль и чуть более спокойно добавила: – Я все удалила и больше такими вещами не занимаюсь. Но, как бы то ни было, в какой-то момент я и сама начала верить, что все то, что пишу, очень даже возможно. В

моей голове словно оживала параллельная реальность, в которой все получилось и мы вместе. А потом я начала верить, что и в реальной жизни мы с Ангелом очень даже можем быть рядом. Что ему просто нужно меня увидеть, познакомиться со мной, чтобы понять, что я его судьба. – Она потупилась. – Понимаю, это ужасно глупо, но на момент суда мне едва исполнилось семнадцать.

– История про свечу – это правда? – поинтересовался Франсуа. Сесиль опять покраснела и опустила глаза к своей чашке. Казалось, она готова расплакаться от стыда и досады.

– Мои родители решили поменять интернет-провайдера. Все должно было произойти быстро, но случилась какая-то накладка. В результате мы на четыре дня остались без интернета. Для меня это было сущей трагедией. Я не могла зайти на его станицу в «Инстаграме». Не могла писать свои фанфики. Не могла ничего. У меня было такое ощущение, что нас с ним разлучили. Родители велели готовиться к выпускным экзаменам и уехали в наш загородный дом. Я была уже в принципе взрослой девочкой и меня не боялись оставлять одну на пару дней. Так вот я… – Она замолчала, не зная, как рассказать то, что было дальше. – Короче, да, это правда. Я выпила целую бутылку вина, наслушалась его песен и сделала это…

– И послали эту свечу Бертолини? – уточнил Франсуа. Сесиль опять кивнула.

– Мне это казалось очень символичным, – призналась она, – я в шестнадцать очень любила красивые жесты и ритуалы и… в общем, да! Я послала Ангелу посылку.

– И письмо кровью написали? – снова спросил Франсуа.

– Что? Нет! Фу, какая гадость! – затрясла она головой так, что несколько прядей выбились из заколотых волос и упали ей на лицо. Она сдула их, чтобы не мешали, и объяснила: – Это газеты потом придумали.

– А Ксавье Седу вы угрожали во время судебного процесса? – продолжил Франсуа, делая еще глоток чая.

– Да, к сожалению, – кивнула она, – я была такая малолетняя максималистка, а он меня просто выбесил в суде. Он смотрел на меня, как на… – она пощелкала пальцами, подбирая подходящее слово, – как на грязь, как на последнее ничтожество. Словно я мерзкая жаба. Я понимаю, я была не права. Совсем не права. Я сделала ужасную вещь, и мне теперь всю жизнь будет стыдно. Но он поступил со мной резко. Я в его глазах, конечно, была просто обычной фанаткой. Но, как я уже сказала, мне тогда только исполнилось семнадцать. Он мог быть и помягче, что ли… А он сказал, что таких, как я, перевидал сотни, если не тысячи. Что Ангел на меня и не посмотрел бы, если бы встретил. Что такие, как мы, портят артистам жизнь. Он так и говорил, во множественном числе, подчеркивая, что никакая я не особенная, а одна из бесчисленной толпы. Для меня это было самым худшим оскорблением. Можно было обойтись и без этого. Один журналист мне потом сказал, что Седу специально раздул скандал, чтобы повысить интерес к группе. Но что я тогда в этом понимала со своим юношеским максимализмом? Вот я и заорала, что убью этого гада. Господи, прости, нельзя так про покойника, – спохватилась она. – Но я, поверьте на слово, не собиралась его по-настоящему убивать. – Она замолчала. Молчали и полицейские. Все было в принципе понятно.

– Что было потом? – все-таки не выдержал Франсуа. Сесиль грустно пожала плечами.

– Ничего веселого, – усмехнулась она. – Суд вынес постановление о запрете на приближение сроком на год. Родители узнали про фанфики и жутко разозлились. Я ведь там много чего написала. Одни НЦ [10] чего стоят.

– Чего? – снова озадачился непонятой лексикой Франсуа.

– НЦ. Детальное описание секса, ну или сцен насилия, – объяснила Сесиль терпеливо, – это нельзя читать несовершеннолетним. Ну а уж писать – тем более. Журналисты до всего докопались. Я все удалила, но кто-то сохранил тексты. Их напечатали в одной газете. Родители были в шоке. Они даже не пытались разобраться, что к чему. Не пытались помочь. Они наперебой орали, что я их опозорила. Кажется, их больше заботило, что скажут их друзья или соседи, а не что со мной творится. Сейчас я их не виню. У них

самих был тяжелый период в жизни. Они ведь так и не смогли сохранить семью. Развелись через год после всей этой истории. А тогда они все время орали: на меня или друг на друга. Отец кричал, что мать вырастила из меня проститутку, а мать кричала отцу, что он не уделял мне достаточно внимания. У меня голова разрывалась от этого нескончаемого ора. Мне казалось, я совсем одна. В наказание меня заперли дома. Не разрешали общаться с друзьями, пользоваться интернетом и мобильным. И однажды я не выдержала… – Она замолчала, рассматривая свои руки. – Я до сих пор жалею о том, что сделала тогда. Гораздо сильнее, чем о случае с Ангелом. Я ведь не хотела никого пугать, как это часто делают подростки. Я глотала таблетки не для того, чтобы привлечь внимание. Я и правда хотела уйти. Хотела, чтобы все это в конце концов закончилось. Психотерапевт потом сказала, что у меня был очень сильный стресс. Если бы у меня получилось, не было бы сейчас ничего. – Сесиль обвела маленькую кухоньку дрожащей рукой, и Франсуа понял, что она очень гордится тем, что у нее есть. – Я бы не встретила Алана, не родила Диди. И вот еще один на подходе. – Она нежно положила ладонь на живот. Все трое молчали, не зная, что сказать. Сесиль задумчиво смотрела на пустую вазочку из-под печенья. Вдруг взгляд ее сфокусировался. – Вы голодны? – переполошилась она, глядя на Баселя. – А давайте я вас накормлю? Я рагу приготовила.

10

НЦ (от англ. NC – no children) – сцены детального описания секса или насилия.

– Нет-нет! – замахал руками Франсуа, быстро поднимаясь со своего стула, чтобы Басель еще, чего доброго, не согласился. – Нам пора! Извините, что побеспокоили!

Когда они вышли из подъезда, на улице было уже темно.

– Да уж, – хохотнул Басель, сгибаясь в три погибели, чтобы залезть в «Ситроен», – ей явно не до убийства.

Франсуа вынужден был согласиться. Еще одна версия полетела ко всем чертям.

Глава 10

Жерар Моро, ударник группы «Панацея», сидел очень прямо, взгляд имел стеклянный и был пьян в стельку. Что было простительно, если учесть, что время перевалило за отметку в десять часов вечера. Появление двух следователей этот маленького роста человек с грустными черными глазами воспринял как само собой разумеющееся. Вместо приветствия он протянул им распечатанную пачку сигарет и достал откуда-то из-под барной стойки початую бутылку виски и три стакана.

– Курение в общественных местах запрещено, – возразил Франсуа, тоже почему-то пропуская официальное представление.

– Здесь можно. Это мой бар, – спокойно ответил Жерар, скручивая пробку.

– Ваш? – оглядел уютное, обшитое деревянными панелями помещение Франсуа.

– Мой, – так же спокойно подтвердил Жерар, Басель же не спеша вытащил сигарету из пачки и подтолкнул ее в направлении Франсуа.

– Я не курю, – неуверенно возразил Франсуа, но Жерар уже щелкнул зажигалкой.

– Я купил этот бар, как только получил первые деньги с «Панацеи». Тогда же, когда малыш Нино купил свою первую «Мазерати», – пояснил он.

– Зачем вам бар? Вы же музыкант, – поинтересовался Басель, с удовольствием протягивая гудящие от напряжения ноги и делая первую затяжку.

– Затем, что, когда проект «Панацея» закончится, я буду стучать здесь по вечерам для своего удовольствия. – Жерар, никого не спрашивая, разлил янтарную жидкость по трем стаканам, зажимая сигарету губами и прищуривая от дыма правый глаз. После он махнул бутылкой в сторону небольшой пустующей сцены в отдаленном углу помещения. – Ну, помянем. – Мужчины, не чокаясь, отпили из своих стаканов, причем Басель с Франсуа только пригубили напиток, а Жерар осушил емкость в три глотка и сделал очередную затяжку сигаретой. – Упокой господи душу «Панацеи».

– «Панацеи»? – удивился Франсуа, чувствуя, как теплая волна омывает его пустой желудок, и с удовольствием затягиваясь сигаретным дымом. Алкоголь тут же ударил в голову. Он ощутил легкое головокружение, и жизнь вокруг заметно порозовела. Ему стало на удивление хорошо и уютно в этом полутемном баре, где они сидели втроем за огромной деревянной стойкой. – Я думал, мы пьем за упокой души Ксавье Седу.

– Старик пойдет прямиком в ад, – Жерар перехватил фильтр сигареты указательным и большим пальцами, – и мой тост за него погоды не сделает.