Ключ к убийству
Шрифт:
– Что Седу имел в виду, когда говорил про «уход» солиста? – спросил Франсуа, совсем не уверенный, что хочет знать ответ.
– А вы не понимаете? – криво усмехнулся Жерар.
Франсуа понимал. Вместо того чтобы ни шатко ни валко выпускать один альбом в три года и разбираться со звездной болезнью участников группы и возможными проблемами, которые могли начаться у Анжело в среднем возрасте, Ксавье решил пойти другим путем. Он придумал сначала выжать из Анжело все, что можно, с помощью мощных психотропных препаратов, а потом, когда у музыканта не выдержит сердце от таких перегрузок, группу снова ждал бы скачок популярности. Потому что продюсер был прав. Что могло быть притягательнее и загадочнее для публики, чем смерть солиста на пике популярности? Сначала резко возросли бы продажи альбомов. Потом бы Седу выпустил какой-нибудь посмертный, написанный Анжело альбом. Группа автоматически стала бы легендой, а Ксавье заработал бы на этом такое количество денег, какое не получил бы за все время мирного, но скучного существования
Франсуа чувствовал, что у него вот-вот лопнет черепная коробка от такого количества дерьма. Он схватил со стойки свой бокал и осушил его залпом. Виски обжег гортань и провалился в желудок. Франсуа дрожащими руками вытащил из пачки сигарету, а Жерар одобрительно кивнул и поднес зажигалку. Потом ребром ладони крутанул крышку бутылки и плеснул в бокал Франсуа еще одну щедрую порцию алкоголя.
– А вы откуда все это знаете? – перевел дыхание Франсуа.
– Я заснул в кабинке туалета. Пьяный, – охотно объяснил Жерар, поблескивая темными и выглядящими почему-то трезвыми глазами, – бухал в баре отеля на первом этаже, потом пошел отлить и заснул. А проснулся от криков Ксавье и Нино.
– И часто вы выпиваете? – спросил Франсуа, прищуриваясь. Дым слоился между ними, и от этой дымовой завесы слезились глаза.
– А что мне еще остается? – пожал плечами Жерар.
– Ну, вам-то не о чем беспокоиться, – подал голос Басель. Он с удовольствием отпил виски и качнулся на стуле, – группа никуда не денется. Нино будет петь вместо Ангела, а нового продюсера найти, я думаю, не проблема. Денег вы теперь и так огребете. Вон какой скандал из-за убийства.
– Ну это без меня, – пьяно расхохотался Жерар, – я в такой группе выступать не буду. Если бы кто-то догадался меня спросить, я бы еще раньше об этом сказал. Пусть тогда и ударника себе нового поищут. Или пусть Нино поет дуэтом с Оливье – но в этом цирке я участвовать отказываюсь. – Жерар снова достал бутылку и обнаружил, что она практически пуста. Он плеснул себе в стакан остатки виски и презрительно отбросил тару, которая зазвенела и закатилась куда-то под стол. – Когда вы достигнете моего возраста, молодые люди, то поймете одну важную истину – всех денег все равно не заработаешь и счастье за них не купишь. Людские потребности очень просты и понятны, и удовлетворить их несложно. Достаточно выпить хорошего виски в приятной компании, поиграть правильную музыку для настроения, вот, собственно, и все… Для этого не нужны миллионы евро.
– Кто-нибудь еще был в курсе схемы, которую придумал Седу? – устало спросил Франсуа. Жерар неопределенно пожал плечами.
– О том, что Ксавье эксплуатирует Ангела, знали многие. И большинство из них Анжело жалели. Он же добрый, милый парень. Его любили. Но вслух это обсуждать было не принято. Ангел сам пресекал все негативные разговоры о Ксавье. Ну, а о планах Седу по замене солиста… Я имею в виду о такой замене… Думаю, нет, – и он отсалютовал бокалом, – за Ангела!
Мужчины молча выпили. Настроение было подавленным.
– Кто мог желать смерти Седу? – задал Франсуа уже ставший стандартным вопрос, но ответом ему был громкий стук. Жерар Моро, опустошив до этого бокал до дна, упал лицом прямо на деревянную стойку и, видимо, здорово приложился лбом.
– Как думаешь, ему плохо? – забеспокоился Франсуа, рассматривая затылок Жерара.
– Думаю, ему наконец хорошо, – задумчиво произнес Басель и подытожил: – Кажется, беседа окончена.
Франсуа залпом допил свой виски и подумал, нормально ли оставлять музыканта в таком состоянии. Потом вспомнил, что бар принадлежит Жерару, и, значит, можно считать, что тот у себя дома. Полицейские направились к выходу, но тут Жерар внезапно поднял голову. Выглядел он диковато. К его нижней губе прилипла сломанная и погасшая сигарета, а в лоб впечаталась скорлупа от фисташки. Он сфокусировал взгляд на Франсуа и неожиданно четко и внятно сказал:
– Нам всем гореть в аду. Все знали. Никто ничего не сделал. Ксавье должен был кто-то остановить.
С этими словами голова Жерара снова опустилась на стойку, и под мощный раскатистый храп друзья покинули помещение.
Уже на улице, вдохнув прохладный ночной воздух, Франсуа отрывисто скомандовал Баселю:
– Срочно найди эту Наоми и проверь ее звонки.
Полночь застала Франсуа уже привычно за рабочим столом в его маленьком кабинетике. В голове все еще шумел выпитый с Жераром Моро виски, а пальцы пахли сигаретным дымом. Час назад он почти одновременно получил на руки выписку с банковского счета Сандрин Бонне, свидетельствующую о ежемесячных поступлениях в размере десяти тысяч евро от продюсерского центра Ксавье Седу, и адрес бывшей жены Седу – Беатрис Азуле. Под одной крышей с мамой проживал и пресловутый отвергнутый сын, но ехать к этим людям за полночь было слишком даже для Франсуа. Отправиться домой тоже было выше сил. Он знал, что, пока не окончено расследование, не сможет вести себя как нормальный и адекватный семьянин. Расхожая фраза о том, что следователь не должен тащить работу домой, не срабатывала на практике. Своим появлением он разбудит чутко спящего сына, и его до утра затем не
Перед ним на столе лежали распечатки входящих и исходящих звонков с телефона Ксавье Седу, и Франсуа пытался в них разобраться. Как назло, голова соображала туго. Франсуа встал и направился в туалет. Там, закатав рукава рубашки по локоть, открыл кран и плеснул себе несколько пригоршней холодной воды в лицо. На обратном пути остановился у автомата в коридоре и, бросив пару монет, добыл дрянной, пахнущий почему-то желудями кофе в бумажном стаканчике. Все эти манипуляции должны были помочь ему собраться с мыслями. В конце концов Франсуа снова вернулся за стол. Над распечаткой телефонных звонков уже поработал следователь из его следственной бригады. Ярко-зеленым маркером он выделил все, что показалось ему странным и выбивалось из общей картины. Франсуа отхлебнул остывший и от этого ставший еще более противным напиток, незаслуженно названный кофе, и принялся за изучение документа. Его глаза рассеянно заскользили по строчкам. Звонки от Анжело и звонки на его номер – в большом количестве ежедневно, но это и понятно. Связь между продюсером и его подопечным была тесной, и это все опрошенные подтверждали. Внимание Франсуа привлекли два подчеркнутых звонка от сына Седу – Андре – в мае. Ниже все спокойно. И вот в июне целый ярко-зеленый блок бросился в глаза. Франсуа посмотрел на дату и присвистнул. Сон как рукой сняло. В ночь убийства на телефон Седу поступило шестнадцать неотвеченных вызовов с телефонного номера Наоми Мартинес.
Франсуа погрузился в раздумья. Разговор с Жераром Моро оставил в его душе мутный тошнотворный осадок. Он многое видел в силу своей профессии, и его трудно было чем-то удивить, но история продюсера, готового для наживы пожертвовать своим подопечным, выводила из равновесия. Ему в это не верилось. Но что-то упрямо подсказывало, что ударник группы не мог ошибаться. Логика в этом была нерушимая. Деньги, которые сулил Седу скандал, связанный с преждевременной кончиной главного солиста группы, вероятно, могли вскружить продюсеру голову. Но неужели никто не мог остановить его? Или мог? И если мог, то каким образом? А вдруг у Бертолини появился защитник, который решил убрать продюсера до того, как корыстный делец отправит того на тот свет? Франсуа опять посмотрел на шестнадцать неотвеченных звонков. Последний – в пятнадцать минут первого, почти за час до убийства Седу. Ну что же, теперь разговор с Наоми Мартинес стал определенно необходимым, и Франсуа решил, что завтра утром, сразу после визита к бывшей семье Седу, он с ней поговорит. Оставалось только надеяться, что ее найдут к этому времени. Возможно, эта Наоми объяснит, чего она так настойчиво добивалась от Ксавье Седу в ночь, когда последнего убили. По крайней мере, надо выяснить, есть ли у нее алиби. Франсуа погасил настольную лампу и с вожделением подумал об аппетитных формах комиссарского дивана.
Кое-как умывшись и почистив зубы в туалете конторы, Франсуа сменил рубашку на свежую, хранившуюся для таких случаев в шкафу в его кабинете. Автомат в коридоре зашипел и выдал очередную порцию так называемого эспрессо. Франсуа, мучимый чувством вины перед собственным организмом за недосып и тянущие боли в желудке – первые предвестники гастрита, пригладил слегка влажные волосы и сел за руль. Состояние, в которое он впадал каждый раз, расследуя тот или иной случай, сложно было объяснить с научной точки зрения, но ни есть твердую пищу, ни спать нормально он не мог ровно до той поры, пока дело не было раскрыто. Это было неправильно и вредно для здоровья. Но все жизненные ресурсы каждый раз были направлены на мозговую активность, а не на переваривание пищи, например. Тамара рвала на себе волосы и намекала на проблемы со здоровьем в будущем и свое возможное раннее вдовство, но, невзирая на ультиматумы, поменять что-либо была не в силах. Франсуа клялся нормально питаться, спать по расписанию и свозить ее в отпуск, но все это было чистой воды враньем и самовнушением. Среди следователей нет нормальных людей. В этом Франсуа был твердо убежден.
Вот и теперь, благополучно пропустив завтрак, Франсуа ехал на другой конец Парижа, чтобы допросить вдову Ксавье Седу и его сына, которых, по словам Альберта Долана, продюсер совершенно по-скотски бросил много лет назад. По счастью, законы трафика теперь были на его стороне: большинство машин двигались в сторону центра города, поэтому до места назначения Франсуа добрался без проблем. К его огромному удивлению, неугомонный напарник, вчера опять слинявший самым наглым образом, что-то весело себе насвистывая под нос, был уже там. И через несколько минут Франсуа ерзал в глубоком и неудобном кресле, пытаясь устроиться покомфортнее. Он вежливо сделал глоток остывшего кофе из красивой фарфоровой чашки и посмотрел на Баселя, который скучал чуть поодаль. Оба следователя чувствовали себя слегка неуютно под внимательным взглядом немолодой женщины, которая сидела напротив них и молчала.