Ключ Лжеца
Шрифт:
– Не волнуйся, отец. – Туттугу выбрался на причал с куда большей грацией, чем он демонстрировал на суше. Потом низко наклонился над лодкой старика. – Селёдка? Свежая. Отличный улов. В Тронде такой ещё несколько недель не увидеть.
– Ага. – Старик поднял рыбину, которая ещё слабо подёргивалась в его пальцах. – Ничё так. – И он положил её обратно. Снорри выбрался из лодки, и мне пришлось неуверенно пробираться по качавшемуся судёнышку в сторону лестницы. – Но всё равно. Лучче б мне с вами пойти. Парни там нынче нервные. Налётчики повсюду, у них как раз сезон. Оглянуться не успеете, вас
На слове "налётчики" мой сапог, намокший от воды под ногами, выскользнул из-под меня, и я едва не ухнул в полоску тёмной воды между причалом и лодкой. Вцепившись в опору, я понял, что больно ударился о доски и прикусил язык.
– Налётчики? – Я ощутил вкус крови и понадеялся, что это не предзнаменование.
Снорри покачал головой.
– Это ерунда. Весенние набеги кланов за жёнами. Здесь это будут люди клана Гантиш.
– Ага. И западенцы с острова Ворона. – Старик сложил сети и присоединился к нам, причём из лодки он вылез куда ловчее, чем я.
– Веди, – махнул я ему. Сейчас я рад был идти позади, если это означало, что копьями утыкают его, а не меня.
После слов Снорри я припомнил разговоры об этом обычае в "Трёх Топорах". Люди Тронда вроде как считали ниже своего достоинства устраивать набеги за девушками брачного возраста, но любили рассказывать байки о своих неотёсанных кузенах, которые подобным занимались. В основном, кажется, этот добрый обычай негласно одобряли обе стороны – но, разумеется, если налётчик действовал настолько неумело, что его ловили, то он мог нарваться на хорошую взбучку… а иногда и нехорошую. А уж если он хватал девушку, которая не хотела, чтобы её ловили, то она могла устроить ему и кое-что похуже.
Мы шли среди хижин, и повсюду из темноты выходили люди. Наш новый друг, Старик Ингли, быстро их успокоил, и они повеселели. Некоторые узнали Снорри, а прочие узнали его имя, и вскоре мы уже шли в толпе, которая постоянно росла. Вокруг нас светили лампы и факелы, на грязные улочки выбегали дети, из освещённых дверных проёмов выглядывали матери с дочерями, а иногда из окон, расколоченных после ухода зимы, высовывались девушки из тех, что похрабрее. Одна или две из них привлекли мой взгляд. Последней была девушка с пышными формами и волосами цвета пшеницы, спускавшимися густыми волнами, и с маленькими медными колокольчиками на концах.
– Принц Ялан… – удалось мне отвесить полупоклон, прежде чем большая рука Снорри ухватила меня за плащ и потащила вперёд.
– Веди себя как следует, Ял, – прошипел он сквозь зубы, широко улыбаясь направо и налево. – Я знаю этих людей. Пускай хоть на этот раз нам не придётся убираться сломя голову.
– Разумеется! – Я высвободился. Точнее, он меня отпустил. – Я что, по-твоему, животное какое-то? Я всегда веду себя как следует! – И я зашагал за ним, поправляя воротник. Проклятый варвар, думает, что может учить манерам принца Красной Марки… хотя, личико у неё было премиленькое… и чувствительное…
– Ял!
Я понял, что иду мимо входа, куда свернули остальные. Быстро развернувшись, я прошёл через двери медового зала в дым и шум. Я бы скорее назвал его "медовая лачуга" – в сравнении с ним даже зал Олаафхейма выглядел большим. Вслед за мной внутрь
– Ял! – Снорри хлопнул по столу, показывая на место между собой и Туттугу. Это выглядело довольно безобидно, но что-то во мне возмутилось от этого жеста – он указывал мне, где сидеть, словно хотел за мной приглядывать. Словно он мне не доверял. Мне! Принцу Красной Марки. Наследнику престола. За мной присматривает хольдар и рыбак, словно я могу опозориться в притоне дикарей. И Баракель присматривает за мной, хотя я больше и не обязан терпеть его в своей голове. С улыбкой на лице я сел, но чувствовал себя неуютно. Схватил рог и сделал большой глоток. Тёмный кислый эль моё настроение не улучшил.
Какофония споров из-за места и требований эля в основном успокоилась, превратившись в более членораздельные разговоры, и я начал понимать, что все вокруг меня говорят на норсийском. Снорри болтал с тощим стариком, выплёвывая слова, которые приличному человеку сломали бы челюсть. С другой стороны от меня Туттугу нашёл родственную душу – другого рыжего норсийца, огненная борода которого ниспадала на такой обширный живот, что ему приходилось сидеть довольно далеко от стола, и тянуться за пивом ему было нелегко. Они глубоко погрузились в беседу на старом норсийском. Начинало казаться, что только самый первый человек из тех, что мы встретили, мог говорить, как гражданин Империи.
В Тронде большинство северян знало старый язык, но за пивом, на работе и на улице все говорили на языке Империи. В основном горожане избегали старого языка, его сложных диалектов и местных вариаций, предпочитая язык торговцев и королей. На самом деле народ Тронда скатывался в норсийский, лишь подыскивая подходящее к ситуации ругательство. Оскорбления – это национальный спорт в Норсхейме, и для лучших результатов соперники любят вспоминать древние северные проклятия, предпочтительно из серии грубостей о чьей-то матери, которые можно отыскать в великих сагах.
Но в глуши всё было совершенно иначе – здесь говорили исключительно на языке, в котором, кажется, нужно проглотить живую жабу, чтобы произнести некоторые слова, а для остальных – набрать в рот полпинты слизи. Мои познания в норсийском ограничивались способностью назвать человека придурком, или сказать девушке, что у неё отличные сиськи. Поэтому я сердито смотрел на собравшихся, предпочитая держать рот на замке, разумеется, за исключением случаев, когда заливал в него эль.
Ночь продолжалась, и, хотя я был очень рад, что сижу не в лодке, не на ветру, и под моими ногами есть пол, который благопристойно остаётся там, где его положили – но я не мог радоваться по-настоящему, когда сидел в одном тесном помещении с четырьмя десятками харроухеймцев. Я даже задумался о байках Ингли насчёт набегов, раз всё мужское население, видимо, втиснулось в медовый зал при первой же возможности.