Ключ от двери

Силлитоу Алан

Берт почти скрылся в своем туннеле. «Чего он ищет? Я потом тоже туда пойду. Что там такое под мусором? Может, он меня не пустит. Пустит, ведь он мой двоюрод­ный брат. И к тому же друг. И день рождения у нас в одном и том же месяце». Большая жестянка с самого вер­ха горы угрожающе покатилась прямо на Брайна, — он бы­ло хотел отпихнуть ее ногой, но мысль, что это небезопасно, остановила его. Берт, смекалистый и проворный, умеющий за себя постоять, насчитывал среди своих предков не одно поколение углекопов; он тотчас навострил уши, будто где-то далеко услышал некое таинственное

потрескивание подпор в шахте. Еще одна жестянка покатилась сверху, за ней банки, бутылки, мокрая бумага, и Брайн увидел, что вся гора покачнулась, как от землетрясения. По верху ее пробежала нацелившаяся на рыбу кошка; на мгновение она метнула свои зеленые глаза в сторону, словно испугавшись, что это ее легкие лапки раскачали гору.

Пока внимание Брайна было отвлечено кошкой, Берт уже успел отскочить в безопасное место. Гора развалилась почти бесшумно. Все сотни фунтов отбросов снова запол­нили пустое пространство. Берт катился по склону, его смех и визг отдавались эхом под высоким потолком. Брайн тоже отпрыгнул подальше. Он был разочарован тем, что вырытый Бертом туннель полностью исчез.

— Здорово, верно? — Берт счищал с себя золу,— А мне ничего, не завалило. — Руки у него были пусты — черные, все в царапинах, между двумя пальцами порез.

— Ну. куда ты иго девал? — спросил он у Брайна воинствен­ным тоном.

— Чего? О чем ты болтаешь?

Берт огляделся, порылся в карманах и вдруг, поняв, что скребок потерян, затрясся в приступе отчаянной брани, а весь мир свелся для него к тому, что творилось сейчас в темном лабиринте его сознания.

Брайн глянул на осевшую гору отбросов. Всю ночь надо копать, чтобы найти.

— Давай помогу искать.

Берг никак не мог успокоитсья, не мог начать дей­ствовать.

— Эх, такой скребок! — все повторял он. — Ты только подумай: такой скребок! Лучший скребок Эгера.

— Швырнут его вместе со всей этой дрянью в печь, уж будь уверен,

— Сам знаю. — В проклятиях Берта звучали слезы. — Идиот я, дурак полоумный. Спер, протащил через всю свалку попусту. Попусту тащил, сволочь эдакая.

Брайн отвернулся — в мозгу его бились, просясь наружу, четыре слова. Но он не мог произнести их, говорилих только мысленно и все равно чувствовал, что он дураки предатель. «Это бог его наказал, — вот что повторял он про себя. — Это бог наказал его ва то, что он спер самый лучший скребок Эгера». Бога никакого нет, бог — это брехня, орал отец, когда мать выводила его из себя, грозя, что бог его за все накажет. А может, он все-таки есть? Брайн палкой поковырял в отбросах у стены; Берт с хмурым видом наполнил свой мешок.

«А может, и нет его. Каково-то будет бедняге Эгеру завтра утром, когда он увидит, что у него стащили скре­бок! Просто спятит, ведь теперь ему придется ковырять на свалке старыми скребками, которые то и дело ломаются, а ими и не наскребешь ничего путного. Может, еще по­думает, что это я у него стянул. Мне лучше пока туда не ходить, вдруг правда подумает, что это сделал я. Вот пакость какая получилась! Где буду доставать дрова для печки? И все из-за Берта, олуха несчастного. Потерял, паскуда. Мне жалко Эгера. Мне его жалко. Безработный,

живет только тем, что добудет на свалке. Только и есть у него, что пальто да ржавая коляска: Теперь вот даже лучшего скребка лишился. Ну а осточертело же мне все — все бы к чертовой матери».

Выбирались они так же, через окно, и до того были мрачно настроены, что уже не думали об опасности, когда с большой высоты прыгали вниз на тропинку.

— Жрать хочу, — проворчал Берт, устало волоча ноги. — Кроме этого паршивого шоколада, сколько времени ничего во рту не было.

От Санпасти вела прямая дорога к ярким огням Уоллатон-роуд. Грузовики, автомобили, автобусы казались за­тейливыми значками на нотных линейках и словно выбива­ли барабанную дробь, когда катились вдали, шумно н почти непрерывно: народ возвращался с работы.

— Дома, конечно, жрать нечего, — сказал Брайн.— Уж это ясно.

— И у нас тоже.

В воздухе пахло весной, зелень была такой свежей — и мох, и трава, и молодая крапива, обстрекавшая им ноги, когда они вошли в самую гущу живой изгороди. На западе небо покраснело, будто ночной сторож за тучами зажег свой фонарь, сидит и караулит, чтобы никто хитростью не пробрался в рай там, позади туч. Отблеск втого красного пламени пал на отвесные, выложенные серыми плитками газометры, отчего они показались еще выше проходившим мимо Брайну и Берту. Брайн порылся в кармане.

— У меня ведь есть еще те шесть пенсов, что мне Эгер дал за дрова. Может, пойдем купим чего-нибудь пожрать? Возьмем жареного картофеля с хлебом, набьем брюхо?

— Ага, здорово, — сказал Берт, обнял Брайна за пле­чи, и оба зашагали быстрее.

3

Брайн смотрел, как две свиньи отщипывают от кучи угля пыльные черные кусочки.

— Дедушка, а почему свиньи едят уголь?

Мертон замешивал в лохани отруби возле двери прачечной.

— Делать им нечего, пострел, вот почему. Брайна такое объяснение не удовлетворило.

— Это потому, что они голодные?

— Свиньи всегда голодные.

— Так ведь им дают отруби н картошку с шелухой.

Мертон размешивал металлической лопаткой жидкое месиво.

— Э, они сожрут все что хочешь. И тебя тоже, надоедный ты щенок, если подам тебя им в корыте.

Прекратив таким образом расспросы Брайна, Мертон высыпал в лохань мешок картофеля. Брайн видел, что по тропинке шагает, ведя за руль свой велосипед, дядя Джордж, высокий, худощавый человек в кепке, кадровый рабочий на заводе Рзли, а в глазах Брайна — божество с волнистыми волосами.

— Ты откуда, дядя Джордж?

— С футбола.

— А что там делал? — спросил Брайн, подумав: «Играл он или только «болел»?»

— Не спрашивай, и тебе не будут врать, — ответил Джордж, ставя велосипед под навес.

Брайн засмеялся и пошел за дядей в кухню, где ба­бушка месила тесто для пирогов и хлеба.

— Читал листки на стенах?

Джордж нагнулся снять с брюк велосипедные зажимы, потом вскинул глаза, уже держа зажимы в руке.

— Взяли Аддис-Абебу. Похоже, что с абиссинцами покончено.