Ключ от двери

Силлитоу Алан

Возле леса они свернули к железнодорожному полотну. Время от времени Мертон останавливался, звал: «Джип! Джип!», но на его зычный, грубый зов,оглушительный, словно раскат пушечного выстрела, отвечало лишь эхо да взлетала какая-нибудь птица, не подозревая, как ей по­везло, что Мертон не прихватил с собой ружья. С насыпи вспорхнули две куропатки, пролетели, хлопая крыльями, над кустами бузины, взвились круто вверх и исчезли за железнодорожной линией.

Вдалеке вырастали, как повисшая в пространстве гря­да гор, огромные тучи. Мертон оперся о железную пере­кладину ограды, будто раздумывая, стоит ли переходить через рельсы, искать дальше. Листья на кустах шумели, словно то бились о песок волны, —

вот такой же шум слы­шишь, когда приложишь к уху раковину; ветки на де­ревьях потрескивали.

— Давай-ка, пострел, взберемся на насыпь, поглядим, может, он на поле у Хокинсов. А нет его там, так пойдем домой. Бабка, наверно, уже чай заварила. Похоже, дождь вот-вот польет.

Брайн влез на откос и побежал, перепрыгивая с рельса на рельс. Мертон шагал следом. Брайн огляделся, всюду была тишина. От ветра по пшенице ходили бесшумные волны, из трубы дома с серой крышей косо тянулся в небо дым. Вот чудно, думал Брайн, земля пахнет дождем, а ведь он идет из воздуха. На мили протянулись серые, словно стальные, тучи. Джипа нигде не было видно.

Брайн заслонил глаза рукой от воображаемого солнца.

— Нигде не видно, дедушка.

— Ну, стало быть, пошли домой. Прибежит, как жрать захочет.

Брайн глянул вправо, собираясь снова перейти через линию; длинный отрезок железнодорожного пути исчезал за поворотом, и никакого поезда нигде не было. Он по­смотрел влево и уже готов был снова перепрыгнуть через рельсы, как вдруг увидел что-то белое, торчащее между шпалами.

Он уже понял, еще прежде, чем броситься бежать туда, и смотрел не отрываясь на разбрызганную по рель­сам кровь, «Его переехало поездом, — повторял он про себя, — его переехало поездом».

— Дедушка! — позвал он срывающимся голосом. Тот отстегнул окровавленный ошейник и сунул его в карман.

Они молча зашагали к дому.

Попозже Мертон взял лопату, пошел и закопал Джипа в поле. Брайн слышал, как в кухне, пока деда не было дома, разговаривали дядя Джордж и тетя Ви.

— Он его просто со свету сжил, — говорила она, — бедный пес небось нарочно лег на рельсы, ждал, когда поезд раздавит.

Брайну было обидно это слышать, ведь он был с де­душкой, когда нашли Джипа, дедушка всю дорогу домой рта не раскрыл. И Брайн знал почему: дедушка жалел, что избил собаку.

— Да, псу, видно, невтерпеж стало, сыт был по гор­ло, — сказал дядя Джордж.

«Чем сыт по горло?» — недоумевал Брайн.

Но Мертону они ничего не сказали, когда тот вер­нулся.

Вечером Брайн отправился домой, утром надо было идти в школу. Его фигурка проворно двигалась к городу, он размахивал палкой, в карманах у него позвякивали пенсы и полупенсовики, подаренные дедушкой, дядями и тетками.

2

Трехосные грузовики проехали мнмо автозавода и двинулись один за другим к свалке. Из месяца в месяц сюда свозили мусор и отбросы, и они образовали высо­кую ровную насыпь, постепенно наползавшую клином на заболоченную, поросшую камышами низину. Почти со всех концов свалки люди шли к тому краю, где. как они полагали, будут скидывать очередной груз. Они перекли­кались, махая, палками и скребками; за плечами у них болтались пустые мешки. Брайн уже облюбовал себе ме­сто и шарил, ковыряя самодельным скребком, в куче ме­таллических стружек и обрезков, давно и основательно переворошенной, но от которой все еще исходил прият­ный запах алюминиевой стружки, карболки, машинного масла и латунной пыли, как от больших станков на за­воде, где прежде время от времени работал его отец. Од­ним глазом Брайн следил за проворными движениями своего несовершенного орудия, другим поглядывал на не­большую кучку досок и щепок, лежавшую рядом и при­крытую

мешком. Берт, двоюродный брат, обещал попозже тоже прийти на свалку.

Как только болты были вынуты, задний борт грузо­вика медленно опустился. В ожидании, когда лавина му­сора извергнется из кузова, человек пять стояли и смотрели, как шофер молча крутит тяжелую ручку. Он не часто пускался в разговоры со «скребачами», будто сты­дясь своей принадлежности к завидному миру постоянной тяжелой работы. Даже простой шуткой редко с ними пе­рекидывался, и скребачи смотрели, ждали, никогда не предлагая помочь, чтобы поскорее вывалились к их но­гам кучи мусора.

— Откуда это, приятель? — спросил Брайн.

— Это все с Проспект-стрит, паренек, — ответил шо­фер.

Ну, конечно, старые развалюхи. Изъеденные жучком доски перегородок. С края обрыва уже летели вниз кир­пичи, сор, обои, заполняя болотные лужи и сокрушая своей тяжестью ржавые консервные банки на дне. Кусок стены ухнул в воду, словно бомба упала. Вот и все. Снова поднялся задний борт грузовика, и он уехал. Брайн вытер попавшие в ухо холодные водяные брызги. Люди упорно, ничего не пропуская, ворошили хлам, хотя мало чего ждали от нищих, обреченных и разрушенных крысиных нор Проспект-стрит. И все же, как знать. Что, если на­дежда вознаградится? Найдешь два-три бронзовых коль­ца от штор, моток медного провода (обмотку с него можно сжечь над огнем). Или вдруг, если повезет, попадется обломок водопроводной трубы. За работой не разговари­вали, только кто-то посвистывал, — разговоры мешали расчетам и соображениям.

Брайн отложил несколько сломанных досок, стер грязь с колен и встал, охваченный вдруг тяжким, безыс­ходным отчаянием. «Боже, сделан так, чтобы нашел что-нибудь стоящее, — говорил он себе. — Если сделаешь, я прочту тебе «Отче наш».

— Что это с тобой, малый, а? — крикнул ему Эгер, трудившийся на самом верху свалки.

— Осточертело все, — сказал Брайн мрачно.

Вокруг ухмылялись, посмеивались, глядя на маль­чишку.

— Живот, что ли, подвело?

Брайн ответил, что нет, и, поковыряв в груде кир­пичных обломков, обнаружил довольно большую деревянную чурку.

— А не врешь? А то смотри, у меня в кармане хлеб с джемом, — сказал Эгер.

— Нет, спасибо, я захватил с собой кой-чего поже­вать.

— Так почему ж это тебе все осточертело?

Он не находил ответа. Отец часто говорил ему: «Счи­тай, что тебе повезло, если у тебя в кулаке корка хлеба. И брось корчить кислые рожи». Но Брайн так не мог.

— А кем твой отец работает? — поинтересовался Эгер.

— Безработный. — И Брайн уже забыл про свое от­чаяние.

Эгер рассмеялся.

— Ну, там дружков у него будет хоть отбавляй. Эгер приходил на свалку каждое утро к девяти часам, чтобы вовремя поспеть к первой выгрузке мусора. Он катил перед собой огромную старомодного образца дет­скую коляску, в которой расфранченная нянька еще во времена королевы Виктории возила вскормленного с ло­жечки младенца. Шин на колесах не было, краска с бо­ков давным-давно слезла, и ручкой служил кусок водо­проводной трубы. Другим ценным имуществом Эгера был скребок, настоящий, — он откопал его из-под груды кир­пича и черепицы — отличный скребок с красивой медной ручкой. Эгер твердо верил, что при его помощи непре­менно найдет что-то редкостное, а пока, в чаянии будущих богатств, орудовал им с особой охотой. Скребок Эгера вы­зывал зависть у всех работавших на свалке. Брайн слышал, как однажды кто-то сказал: «Одолжи-ка мне, Эгер, твой скребок минут на пять: хочу собрать немного щепок в ко­стер». Все вокруг умолкли, и Эгер тоже молчал. Только смотрел на того, кто попросил, смотрел с легким оттен­ком презрения к такому полному незнанию житейских правил. Просивший встал и ушел от костра.