Ключ от двери

Силлитоу Алан

— Спасибо за чай, миссис Мертон. Еще месяц-другой поживете тут, о переезде подумать время есть.

И Мертон думал, и, поскольку давно предвидел необ­ходимость переселяться, это задевало его не так уж силь­но, как он всем давал понять. Жить среди лавок и пивных, поближе к автобусным станциям, откуда идут автобусы в город, — все это обещало приятные перемены. Лидия была того же мнения: хватит с нее шлепать по грязному про­улку и под пустынным мостом в темные ночи. Мэри го­ворила, что их дом всю зиму стоит, как на кладбище, а теперь всё ж таки заведутся соседи, знакомые. Мертона больше всего раздражало то, что при новых домах малы садовые участки.

— Видел я их, — ругался он. — За нуждой выйти некуда.

Новый дом стоял посреди длинной улицы, населенной

главным образом шахтерами, работавшими на шахтах Уоллатона. Мертон распродал все, что можно, и перебрал­ся в новое жилье. Джордж и Лидия радовались не только тому, что здесь жить удобнее, ближе к городу, но и тому, что теперь Мертон не сможет наваливать на них столько дел, как в Ноуке. В конце дня Брайн отправился в первый раз навестить их всех на новом месте, прошел по шоссе, спустился вниз и двинулся дальше вдоль канала. Он не застал дома никого, кроме бабушки, дремавшей у огня. Он сел на диван и стал дожидаться, пока она проснется. В кухне все было расставлено в точности так, как в Ноуке, и носился такой же смешанный запах чая, пряностей, лу­чины для разжигания камина, табака, печеного хлеба и ту­шеного мяса. На полке возвышались медные подсвечники рядом с двумя черными с белым фарфоровыми собачками, которые напомнили Брайну Джипа, каким тот был пре­жде, до того как дедушка его убил; между сувенирами из курортных городков — Кромера, Скегнесса, Клиторпса и Лоустофта — разместились белые кувшинчики и вазочки. На стене висела на гвоздике лупа, поджидая, когда Мер­тон вернется с прогулки и, низко склонившись над столом, будет рассматривать через нее фотографии в свежем но­мере «Ивнинг пост» (Брайн давно лелеял мечту одолжить у деда эту лупу, чтобы, пропуская через нее луч солнца, зажечь кусок бумаги). На другой стороне комнаты стоял буфет со стеклянными дверцами, там был расставлен чай­ный сервиз.

Бабушка чихнула и проснулась.

— А, Брайн, я и не слышала, как ты вошел. Здрав­ствуй.

— Я стучал, бабушка.

Она взглянула на часы.

— Пора готовить чай, скоро все придут. Не то еще, пожалуй, получу расчет.

Брайн отпихнул ногой кошку, усевшуюся поближе к огню.

— Бабушка, принести угля из подвала?

— Да, вот это ты можешь сделать, принеси. И уж сра­зу два ведра возьми, будь умником, дедушке не придется потом таскать.

Насвистывая, гремя по ступенькам, он бегом спустил­ся в подвал. Сквозь решетку пробивалось солнце, освещая множество кусочков угля на полу возле аккуратно сложен­ной угольной кучи, но Брайн потянул сверху здоровенную, нелегко поддавшуюся глыбу весом в полсотни фунтов и расколол ее молотком на куски. Наполнил ведра углем и потащил наверх.

— Мой руки, сейчас угощу тебя сладким пирогом,— сказала бабушка.

По стенкам белой раковины текли черные ручьи, от рук приятно пахло карболкой. Стол уже был накрыт, Брайна ждала чашка чаю и большой кусок пирога.

— Подвигай стул, садись и угощайся, — сказала Мэри. На двери загремел почтовый ящик, в который только что упала «Ивнинг пост». Мэри пошла за газетой,

Брайн прервал ее чтение:

— Хочу завтра пойти в Ноук, погляжу, что там де­лается. А потом в Вишневый сад, повидать Кена и Альму Арлингтон.

Газета с шуршанием опустилась к Мэри на колени.

— Увидишь, как там все теперь по-другому. Дом наш уже сломали. Я слыхала, что и Арлингтоны скоро будут перебираться.

На этот раз он ночевал дома, и, когда на следующее утро проснулся, с одного бока у него лежал Фред, с дру­гого — Артур. Брайн спихнул со своей спины коленку Артура и вспомнил, что собирался пойти в Вишневый сад. Час спустя он уже шагал по улице, прошел поле и свернул к Новому мосту. Он поглядел с него вниз и увидел, что, кроме поля у самого моста, все прежнее исчезло. Все ста­ло иным. За широким новым бульваром стояли дома — в этой стороне продолжать исследования, очевидно, смысла уже не было. Можно идти и идти и так и не встретить никого из тех, кого Брайн знал, — он мог плутать в горах Дербишира, дойти до Уэльса, до Атлантического океана и не увидеть ни одного знакомого, дружеского лица, чтобы было кому сказать:

«Привет!» — или спросить: «Где до­рога обратно в Ноттингем?»

На том крохотном лоскутке земли, который оставался еще не тронутым, он перепрыгивал через ручьи, перелезал через низенькие изгороди. В ложбинах и зарослях кустов прятались цветы, иногда они стояли под ветром на хол­миках. Ветер трепал волосы Брайна, небо было почти все голубое. Вдалеке щипала клевер лошадь, и Брайн подумал, что, наверно, это та же самая, которая паслась здесь все эти четыре года, когда он проходил через поле в Ноук.

Он пересек бульвар и вышел на улицу с новыми дома­ми: с того места, откуда надо было сворачивать к Ноуку, он не увидел ни дыма, ни крыши. Кусты изгороди были сломаны, калитка сорвана с петель, и вместо стен цвета охры глаз его встретил пустое пространство, а за ним — густую черную тень еще не тронутого леса. Крапива и ко­лючие кусты хватали Брайна за ноги, от дома осталась только фундаментная кладка. Брайн вошел туда, постоял и посмотрел, потом стал ходить от кухни к гостиной, спу­стился в кладовку — все было завалено кирпичом, грязью и осколками стекла тех окон, из которых Брайн видел чу­десные поля и сады. «Вот и нет Ноука, как быстро...» — подумал он и представил себе, как это происходило: начали с труб и крыши, все сплошным потоком летело вниз во двор, затем, уже медленнее, принялись разваливать стены, и грузовики увезли весь хлам прочь.

Сад превратился в джунгли. Брайн дошел до колодца у самой изгороди — колеса у колодца (такого, как на кар­тинках в сказках) уже не было. Брайн стал бросать ка­мешки в непотревоженную глубину. Шум падающих камней заворожил его, он лег грудью на край колодца, — миром и покоем дышали секунды, пока камешек, выскользнувший из руки Брайна. успевал удариться о водную глубь внизу.

В Вишневом саду все оставалось по-прежнему, город сюда еще не добрался. Шум машин уступал место птичье­му свисту и шелесту клонящихся под ветром кустов. Ти­шина испугала Брайна. Вдалеке он различил два домика. Лейкеров и Арлингтонов, но, подойдя ближе, не услышал привычного скрипа насоса у водокачки.

И здесь калитки были сломаны, двери заколочены дос­ками. Трубы свалились набок, будто это мальчишки под­били их, запустив кирпичом. Брайн стоял, не шевелясь, не в силах разобраться в своих мыслях, слишком глубоких, чтобы можно было их выудить крючком сентиментально­сти. Исчезновение друзей встревожило Брайна. Из леска неслись птичьи голоса, но нигде не хрустнула ветка пол ногой кого-нибудь из ребятишек.

Брайн вошел в лес. Куда девались Лейкеры и Арлингтоны? Он знал Ноттингем и окрестности на несколько миль вокруг, но дальше все оставалось неисследованным. Мысль его скользнула куда-то за кран света, как то бы­вало в старые дни с моряками, не имевшими карт. «Но ведь есть еще и другие фермы, — думал Брайн, — другие города, леса и поля, горы и океаны, простирающиеся все дальше и дальше, и, если идти и идти, в конце концов вер­нешься к тому самому месту, где сейчас стоишь».

Вода в ручье была прозрачна. Брайн перепрыгнул че­рез него. Куда уехали его друзья? Когда ему было три года, он ездил поездом в Скегнесс и смутно помнил рит­мичный стук колес и зеленый туман полей за окном. А по­том вдруг на песок ринулось серое бурлящее море. Брайн проводил пальцами по желтым шишечкам сладко-горького паслена, не замечая, что топчет вику. Наверно, перебра­лись в новую деревню. «Вот бы мне уехать далеко-далеко, в джунгли, в горы, на острова. А дома потом нарисовать карту». Он рвал листья с куста бузины и растирал их в руках, окрашивая соком ладони.

Он улегся на траву, чтобы как следует напиться из ручья, раскинул ноги и уперся голыми коленками в сухие земляные кочки. На дне лежали всякие разноцветные ка­мешки, а между ними — песок и зеленые листья водорос­лей. Похоже, как наверху на земле, — миниатюрный ми­рок под стеклом, не населенный ни пескарями, ни плотвой. Идеальная страна для тебя одного — только и ждет, чтобы ее исследовали и заселили. Брайн глотнул воды и вы­пучил глаза, почувствовав, как в желудок ему скользнули холодные, как камень, водяные струйки.