Ключ от двери

Силлитоу Алан

«Она должна появиться с минуты на минуту», — по­думал он, подходя к фабрике, потому что станки были уже остановлены и зажатая среди высоких Домов шумная улица сразу стала тихой и спокойной. Здание фабрики, из красного кирпича, с прямыми квадратами окон, про­стояло уже сотню лет и было еще совсем крепкое. Когда он в детстве проходил мимо таких муравейников, они все­ляли в него ужас, потому что он не знал, откуда берется весь этот шум. Теперь он уже знал о фабриках доста­точно и не боялся их больше, хотя н сейчас, подходя к ка­кому-нибудь большому заводу, работающему на полную мощность, он все еще чувствовал, как оживают в нем от­голоски воспоминаний об испытанном некогда

страхе при виде этой собранной воедино силы, которая, казалось, так и подступает изнутри к каждому окну и вот-вот вырвется наружу, словно страшное чудовище, гонимое богом. «Странно, — подумал он, — ведь когда попадаешь внутрь, фабрика уже больше тебя не пугает и кажется даже мир­ной, потому что сам ты становишься ее частицей».

Он стоял возле табельных часов, и сторож в форме ополченца местной обороны поглядывал на Брайна, но не трогал его, этакий седовласый дрючок лет семидесяти в чудной ополченской шляпе, улыбается перед зеркалом у себя в конуре и поправляет ленточки медалей. «Последняя надежда Англии, — усмехнулся Брайн, — грозный страж. Готов поспорить, что он и медали свои заработал, под­стригая газончики».

— Девочку ждешь, наверно? — спросил сторож.

— Дружка, — ответил Брайн, помолчав. — А ты что, на парад собрался, папаша?

— А хоть и на парад, — сказал старик, обиженно от­ворачиваясь.

Брайн видел, что он слишком стар для парадов, и по­жалел о своей шутке. Тут много таких, как он. Ноттингемские пенсионеры, получающие пособие, нанимаются куда попало, чтобы хоть что-нибудь подработать к своим десяти шиллингам, вступают в ополчение, пока еще можно получить теплый костюм и пальто, отправляются иногда на крытые плацы посмотреть, как маршируют их млад­шие собратья, или послушать лекцию, а чаще всего про­сто торчат в пивных и пьют пиво, если кто угостит. «Ин­тересно, угостил бы такой дезертира хоть чашкой чаю?» — подумал Брайн.

Он увидел на ступеньках Джима Скелтона.

— Привет!

— Здравствуй!

— А Полин и Джоан где?

— В уборной прихорашиваются, — сказал Джим. — У них это дело долгое.

— Закурим, — предложил Брайн. — Закуривай, друг, — обратился он и к старику.

— Не откажусь, — отозвался тот. — Большое спасибо.

— Спасибо, — сказал Джим. Все трое закурили.

— С сигаретами по-прежнему туго, — заметил ста­рик. — Даже если есть деньги.

— Ну так вот, — сказал Брайн. — Нужно все видеть, все слышать и молчать. Все есть, все пить, ни за что не платить.

У них в доме было с десяток пачек сигарет, спрятан­ных в угольном ящике, подарочек, прибывший к ним как-то ночью на спинах двоюродных братцев. Пачки эти не­задолго до того исчезли из лавки на их улице, были украдены у хозяина, который только накануне сказал Брайну, искавшему курева для отца, что у него ни единой сигареты нет. Хотя, правда, это было на другой день после того, как там побывали Дэйв и Колин. Они очистили лавку, забрали не только сигареты, но и шелковые чулки, носки, всякую снедь и деньги тоже. Все трое с наслаждением курили.

— Такие парни, как вы, в шестнадцать лет должны в ополчении быть, — сказал старик. — Это полезно.

Брайн обиделся, словно его обозвали шалопаем или «легавым».

— Это ты так думаешь, друг.

— Я лучше как-нибудь еще развлекусь, чем из ружья палить, — сказал Джим.

Джим был одного роста с Брайном, но плотнее его, лицо у него было широкое, татарское, подбородок круглый, с ямочкой, зубы квадратные, нос приплюснутый, а волосы рыжеватые, зачесанные назад. Он служил меха­ником и ремонтировал швейные машины, на которых ра­ботали девушки,

а также наблюдал, чтобы защитные гим­настерки без задержки поступали из пошива и каждая девушка получала свою долю еженедельного вознагражде­ния за труды. Брайн, которого Джим уважал за его книги, сам уважал Джима за то, что тот так ловко управ­ляется с машинами и с электричеством и умеет чинить моторы.

Девушки уже вышли, спустились с крыльца, и, не сказав друг другу ни слова, все четверо зашагали по улице.

— Куда же мы пойдем? — поинтересовалась Полин.

— Погуляем, — сказал Брайн.

— Вот остряк, — она толкнула его в бок.

— Не тронь моего друга, — сказал Джим.

— Ребята! — воскликнула Джоан. — Давайте не ссо­риться. Но все-таки куда мы пойдем? Мне бы тоже хоте­лось знать.

Брайн сказал, надеясь, что его предложение примут без спора:

— В Вишневый сад.

— Слишком далеко, — сказала Джоан. — И вообще не знаю, зачем туда идти.

— А я знаю, — улыбнулся Джим.

— Ну, меня вы туда не затащите, — решительно ска­зала Полин.

Брайн подмигнул Джиму: все равно, мол, пойдем в ту сторону.

— Ну-ка, перестань хитрить, — сказала Полин. — Я видела, как ты подмигивал.

— Смотреть надо как следует.

— Сам смотри, а то как двину! — отрезала она.

— Он думает, хитрей его тут нет, — поддержала по­другу Джоан.

— Ну и катитесь отсюда, чтоб вас разорвало, — ска­зал Брайн. — А я просто хотел пойти в Вишневый сад, вот и все.

Полин была одного роста с Брайном; длинные тем­ные волосы рассыпались у нее по спине, поверх застегну­того темно-коричневого воротника. Когда она спускалась с крыльца, Брайн разглядел, что на ней под пальто на­дета рабочая одежда. Глаза у нее были большие, карие, казалось, они видят все, хотя Брайн знал, что она почти ничего не замечает. Джим рассказал Брайну, что она одна из самых проворных работниц на фабрике и что во время работы она вовсе не такая мечтательная, какой прикидывается, хотя оба приятеля соглашались, что сразу этого никогда не скажешь. Иной раз по вечерам, предоставленные собственным мыслям, задумчивые или бездумные, они, нисколько не тяготясь молчанием, ша­гали рука об руку по залитым солнцем улицам и бульва­рам, затихавшим после окончания рабочего дня, прежде чем сумерки сгустятся над городом. Когда она шла ря­дом, Брайн чувствовал, какая она высокая, как изящны ее движения. У нее была хорошая фигура, теперь он уже знал это наверняка — небольшая красивая грудь, крутые бедра, чуть толстоватые ноги. Вся она была довольно плотная и крупная, но не настолько, чтобы о ней можно было сказать «не девка, а кобыла».

Сейчас она шла впереди, взяв за руку Джоан, и так они спустились по Илкстоун-роуд, сопровождаемые шагах в пятидесяти Джимом и Брайном.

— Они сегодня что-то кисло настроены.

— Наверно, у них какие-то женские неприятности, — ухмыльнулся Джим.

— Надеюсь, что нет, — сказал Брайн. — Полин мне нравится. Хорошая девчонка, и горячая такая. А у тебя как дела с Джоан?

— Отлично. Рассуждать она не горазда. Иной раз за вечер и двух слов не скажет. Я однажды спросил ее, почему это так. Мы в кино с ней были, и мне тогда по­казалось, что ей уже все надоело и она хочет со мной порвать. Когда мы домой шли, я ее и спрашиваю: «В чем дело, детка? Скажи мне», — а она в слезы. Так и не ска­зала, в чем дело. И перед этим мне показалось, что она какая-то странная, когда мы у нас дома пили чай с гренк­ами. А когда я ее на прощание поцеловал, она такая же нежная была, как всегда; так что все уладилось и на­завтра на работе она была, как обычно.