Ключ от снега (Ключи Коростеля - 2)
Шрифт:
– Нет такой работы - убивать беспомощных и безоружных, - жестко промолвил бывший разведчик.
– Работа бывает разная, - не согласился Ткач.
– И чаще всего нам приходится просто её выполнять, а не думать, насколько это правильно. А этот перстень перед смертью мне дал твой командир.
Ткач лгал вдохновенно, вплетая в ложь нити правды, и в голосе его было столько горечи и неподдельной искренности, что бывший разведчик на мгновение заколебался. Ткач это увидел и понял: сейчас решатся его жизнь и судьба.
– Зачем старшина дал тебе свой перстень?
– Он дал его в ночь перед боем и сказал, что я должен показать перстень его человеку, и тот выполнит все, что я ему прикажу.
– Все это уже давно быльем поросло, - покачал головой Ивар.
– И я теперь уже не храмовник. Я - легенда этого
– Ты ведь знаешь, как все было на самом деле... Я тоже, - наугад сымпровизировал друид и не ошибся.
– Если это и так, то что же?
– спросил рыжий, по-прежнему не расстававшийся со своим ножом. Только теперь мысли его вдруг стали для Ткача непроницаемыми.
– Это значит, что тебе придется отпустить меня на веру и не задавать никаких вопросов, - в голос друида вновь вернулись присущие ему начальственные интонации. Он знал, что развязность - его бич, но ничего с собой не мог поделать - Ткача постоянно заносило. Однако друид интуитивно понимал, что он на верном пути, и внутренне уже ликовал.
– Озолинь не нашел ничего лучшего, как отдать тебе свой перстень?
Ткач на добрую минуту закашлялся: на самом деле он напряженно решал, не сказать ли бывшему разведчику, что Озолинь хотел назначить его своим преемником. Перстень храмовника явно означал его высокий ранг в иерархии рыцарей-монахов, и передача его другому вполне могла давать такие полномочия. Но, поразмыслив, Ткач все-таки не стал рисковать и, прокашлявшись, выпалил.
– Этот перстень - моя охранная грамота. Так мне сказал Озолинь.
Теперь рыжий в свою очередь задумался. Наконец он решился, быстрым движением ножа развязал (а не разрезал!) хитроумный узел, связывающий путы на теле Ткача, и, сильно встряхнув друида, посадил его на землю.
– Допустим, я в это поверил, - размышлял вслух бывший разведчик.
– Не тебе, конечно, а перстню. Я знаю это золото. Но если я тебя отпущу, это будет означать, что ты немедленно уберешься с этого острова и не будешь здесь больше никого убивать. Потому что тут и без тебя хватает смерти. Твои дела мне неведомы, но сдается, что парень, которого ты тут собирался лишить жизни, вряд ли заслуживает такой участи. К тому же убивать безоружного не делает чести тебе, обладателю перстня храмовника. А здесь больше не будет смертей. Это говорю тебе я, а в моих правилах всегда сдерживать свои обещания.
Ткач почтительно молчал, но в душу у него все пело.
– Я тебе скажу и ещё кое-что, - добавил Ивар.
– Только учти: выслушав, ты все забудешь. Навсегда. Понял?
– Зачем слушать, если потом это забывать?
– Ткачу явно опять начинала лезть вожжа под хвост.
– Чтобы ты понял один раз - и навсегда, - последовал ответ.
"Как же!" - подумал друид. "Держи карман шире!". Мысленно он уже праздновал победу.
Теперь обратного хода к зорзам Ткачу не было. У Ивара-предателя на берегу в камнях была спрятана лодка, и он велел друиду воспользоваться ею и немедленно уплывать с острова на все четыре стороны. Ткач же думал иначе. Правда, сейчас у него не было оружия - бывший разведчик забрал у него даже охотничий нож. Нужно было добывать себе пищу, где-то ночевать, как-то спасаться от раздражающих Ткача кровопийцев-комаров, а костерок раскладывать он пока не решался - дым всегда виден издалека. Но самое главное - друида не покидало, а все более распаляло жгучее ощущение тайны, которая в самом скором времени должна была разрешиться. А то, что он, Ткач, из главных актеров этой пьесы вынужденно перешел пока в разряд зрителей, его даже радовало. Наблюдать со стороны за развязкой - друиды явно разыскивали зорзов не случайно, и дело было даже не в мести, - в таких вопросах безошибочное чутье Ткача никогда его не подводило.
А вот зачем зорзам нужны были друиды, и кто из них конкретно - над этим он думал долго и, внезапно похолодев, понял. Ткач понял, что едва не прирезал, возможно, самую любопытную фигуру, которая пока держалась в тени, - молодого проводника друидов по имени Ян. Ткач ещё раз возблагодарил Бога за то, что тот отвел его руку и послал предупреждение, пусть и в лице этого страшного человека, который спокойно отпустил его, как отпускают затравленного
ГЛАВА 15
ПЕТЛЯ ПТИЦЕЛОВА
Этой ночью Сигурд не спал. Половину ночных часов он провел в камере с Клотильдой, завершая последние приготовления к обряду Перемены цвета. Но что-то шло не так, как он рассчитывал: сущность пленного друида оставалась по-прежнему бледно-малиновой, и не было никакой возможности добиться ни желтого, ни тем более - синего цвета в спектре его судьбы. Птицелов не мог найти ни одной магической краски, оттолкнувшись от которой, можно было начать обряд. Наконец, изрядно утомившись и перенервничав, Птицелов велел старухе вернуть друиду дар речи - в её дьявольских экспериментах способность жертвы говорить ведьме была совсем не нужна и только причиняла лишние неудобства. Клотильда произвела несколько отворяющих пассов. Тело Снегиря несколько раз дернулось в ремнях, и рот друида медленно раскрылся, выпустив тонкую струйку слюны. Птицелов вздохнул, подсел ближе и стал ждать, когда пленник придет в себя. Это должно было проихойти, когда откроются глаза друида. Эликсир из мандрагоры всегда действовал безотказно, в течение нескольких минут.
Выглядел пленник ужасно. Все его лицо было в мелких ожогах, которые Клотильда любила наносить попавшим в её власть длинной раскаленной спицей. Ресницы и веки друида были обожжены, их кончики были белесыми, как остывшая зола. Один глаз Снегиря почти полностью заплыл, видимо, после очередного эксперимента ведьмы; все тело друида было в запекшейся бурой крови и следах ожогов. Клотильда любила подольше оставлять истязаемых в сознании; держать пленника на грани ощущаемой боли и избавительной потери чувств и час, и два, и больше было высшим мастерством ведьмы. В это время пленник мог рассказать все, о чем он знал и не знал, поведать любую правду и возвести на себя любую напраслину, предать отца и мать и навеки отказаться от жены и детей. В такие минуты Клотильда особенно любила запереть пленнику рот, чтобы лишить его крика - единственного спасения от бесконечной боли, дать почувствовать безысходность, сломать, лишить человека и своего "Я", и всех прочих человеческих чувств. Птицелов нечасто обращался к услугам Клотильды, только когда было нужно подготовить пленника, а значит - подвести его к самой грани, за которой были только смерть или, в лучшем случае, сумасшествие. Птицелову был нужен проводник, мягкий, как тесто, пластичный и податливый, как воск, покорный как старый, преданный пес, готовый в любую минуту на все и жаждущий лишь одного - умереть за своего господина. Птицелов верил в мрачные, людоедские таланты Клотильды, но сейчас был раздражен: он уже смог сменить пленнику три цвета его судьбы, перебирая краски и дойдя до светло-малинового. Отсюда уже было всего несколько шагов до светло-серого или даже желтого - цветов, способных вобрать в себя любой другой оттенок и трансформироваться в новое качество. Светло-серый или желтый, а, может быть, бледно-зеленый или бирюзовый должны были стать охранными цветами для зорзов, чтобы выйти из этого скучного и давно уже объясненного во всех отношениях мира в другой - непознанный, таящий в себе неисчислимые возможности изменить уже привычную Птицелову землю. А потом превратить её во что-то новое, в таинственную и манящую к себе игрушку, с которой можно какое-то время забавляться, пока не потянет на другое, за чем, конечно же, дело тоже не станет.
В мире Посмертия проводник, скорее всего, должен был непременно разрушиться, отдав свою сущность в жертву, как трескается, лопается и, в конечном итоге, рассыпается по весне старая зеленая куколка, которая ещё зимой была прочной, без единой трещинки. Из куколки всегда выходит бабочка, но это здесь, на земле; там же, в серых краях, из куколки выйдет змея с острыми зубами и смертельным ядом, страшным даже для тех, кто уже никогда не умрет больше. А змея всегда находит дорогу в свое логово, ей ведь достаточно узкой щели. Потом тайную лазейку расширят слуги, которых у змей всегда водится в достатке. Значит, нужно действовать сейчас.