Ключ власти
Шрифт:
Как в любом казённом учреждении, на угловой полке — алтарик. Суровый Громовержец — в левой руке шар-планета, в правой Молот Гнева. По сторонам от Отца Небесного — добрая Дева-Радуга и крылатый Ветер-Воитель. Больше всего в обсерватории почитали хозяина погоды — Ветра. Когда начиналась ночная работа, к ногам крылатого Воителя ставили новую свечу и шептали, кланяясь алтарику: «Избави нас от облаков, туч и дождя. Да будут небеса прозрачны и чисты».
Кроме сложной и громоздкой фотокамеры, у телескопа сидел живой наблюдатель.
Главный
Дни шли за днями, превращаясь в месяцы. Над обсерваторией шумели дожди, бушевали осенние штормы, нависали снеговые тучи, но место было выбрано удачно — вновь очищалось небо, давая простор зоркому телескопу. Там, на Мориоре, тоже менялась погода — только вдвое медленнее. Полушария красной планеты поочерёдно белели от снега, затем темнели в сезон половодья, потом покрывались жёлто-зелёной пеленой растений.
Месяцы, годы. Астрономы привыкли к чередованию сезонов. Наблюдение стало рутиной. Но планеты медленно сближались. Наступило противостояние.
И вот, в одну жаркую летнюю ночь…
— Гере приват-доцент, — аспирант с волнением оторвался от окуляров, — вижу вспышку! Вспышка в южном полушарии!..
— Вы не ошиблись? — Приват-доцент нетерпеливо занял его место.
Мало ли что — усталость, напряжение… Порою утомлённые глаза жестоко шутят с астрономами. Еле видимое пятнышко свечения мерцало на лике Мориора — такое крохотное…
…такое ужасное.
«Боже… Это выстрел катапульты».
— Фотографируйте! У нас должно быть веское доказательство.
«Да, парень, не зря ты столько ночей провёл у телескопа. Выследил свою удачу».
— Поздравляю, коллега. Боюсь, вы войдёте в историю.
— Вы полагаете?.. — Молодой аспирант трепетал.
— Уверен. Они стартовали. Через семь месяцев будут здесь.
— Но это означает…
— Война. — Глядя, как медленно тает зловещая вспышка, приват-доцент почувствовал, что близок к обмороку.
Так мало лет для передышки!..
Хладнокровные дьяволы опять начали снаряжать свои шары, набитые личинками живых машин, оружием, безжалостными воинами.
«Прошлая неудача их не обескуражила. Но — почему неудача?.. Почему мы считаем, что они хотят победы в честном бою? Они воюют по-другому. Зарылись в землю, где их не достать, ждут своего часа… как семена в пустыне — когда прольётся дождь, они взойдут. А мы? что делать нам?..»
В минувшую войну, едва окончив магистратуру, он по зову сердца записался в армию. По глупости — в пехоту, которую броневые черепахи дьяволов косили и топтали как траву. Лишь после несчётных жертв и разрушений чудом удалось остановить пришельцев, а затем — погнать вспять, в ямы-кратеры. Власти громко обещали: «Больше никогда! Мы встретим их во всеоружии! Они не выйдут из своих ям!»
«А мы действительно готовы?..»
Тонны золота ушли на новое вооружение,
Зачем прогресс, изобретения, если хлеб пожирает армия, а детям достаются корки, если лучшие парни уходят — от плуга, от станка — в казармы, чтобы учиться убивать?..
И едва жизнь начала налаживаться — вновь планета войны посылает своих дьяволов.
Астроном понял, что не сможет видеть в газетах сводки о потерях, фотографии руин. Если бы не семья — впору наложить на себя руки, не дожидаясь, пока «тёмная звезда» с рёвом обрушится на Мир.
«Это какой-то суд Господень над землёй, которая не умеет собой распорядиться!..»
— Надо срочно телеграфировать в столицу, — сдавленно проговорил он, опустив голову. — В имперскую канцелярию. Под грифом «строго секретно». Они должны знать… Но население пугать нельзя. Будет паника… Пусть поживут спокойно хоть семь месяцев.
— Надо рассчитать траекторию «тёмной звезды», — заметил аспирант, кое-как уняв нервный озноб, — вычислить место её падения.
Из формулы «наука и жизнь» он запомнил лишь первое слово, а второе выкинул. Слишком молод. Будь у него дети, он думал бы иначе.
— Займитесь этим, коллега, — вяло махнул рукой приват-доцент. — А я сделаю свои расчёты — сколько будет стоить фунт хлеба в следующем году.
Три месяца спустя.
Святая Земля, праздник Благодарения.
— Какой наплыв паломников!.. — стоя у окна, принц Церес глядел на запруженную народом дворцовую площадь.
Здесь, в субтропиках, осенний месяц листень был тёплым и ласковым. С имперского юга, где холодные ветра уже срывали жёлтую листву, люди ехали на поклонение в плотных сюртуках, капотах и манто, но на подъезде к Девину переодевались. Шляпки сменялись чепцами, манто — накидками скромных цветов.
В Девин — сияющий бело-жёлтый город храмов и реликвий — поезда, пароходы и дирижабли прибывали наполненные до отказа. Тысячи и тысячи богомольцев стремились поклониться живоносному гробу Девы-Радуги. Места в гостиницах бронировали по телеграфу, за месяц до прибытия. А жаждущие побывать в Святой Земле всё ехали и ехали!
— Правда ли, что главный келарь арендовал военные палатки?
— Да, мы их сдаём за символическую плату, — отозвался патриарх. — Примем всех. Хвала Ветру и Радуге, давшим добрую погоду нивам и достаток людям…