Ключ власти
Шрифт:
Сверкнуло в тучах. Затлело ржаво-красное сияние, с каждым мгновением всё ярче разгораясь. Летящий грохот стал рёвом, он сотрясал небо. Тучи разорвались, багровый шар пламени наискось пронёсся над землёй, с треском и вспышками канул за горизонт — сквозь холодную утреннюю хмарь издали донёсся гул падения.
— По саням! Быстро, быстро! — надрывались командиры.
Спереди лыжи, сзади катки с гребнями-зацепами — паровики поволокли по снежной целине широкие, как баржи, сани со штурмовой пехотой и ракетными станками.
— Согласно расчётам, мы ближе всех к кратеру. Времени
Те офицеры в штабных санях, кто получил звание в мирное время, слушали с напряжением. Впереди был мрачный горизонт, за ним их ожидала неизвестность. Там среди развороченного поля дымился свежий кратер.
Оставшиеся в лагере нет-нет да глядели вслед ушедшим тягачам.
Серый день мало-помалу разгорался, бестеневой свет неба лёг на поля, тишина угнетала. Ветер уносил тучи, в просветах заголубело небо, но над горизонтом висела тьма — она всегда сгущается над кораблём дьяволов.
Вот — взлетели мощные сигнальные ракеты: «Мы вступили в бой».
Едва растаял свет ракет, как замерцали яркие беззвучные зарницы — ядовито-жёлтые, они пульсировали в тучах.
— Что это, ваше высокоблагородие? — Поручик часто дышал от волнения.
— Погибель, — ответил сквозь зубы капитан лагерной базы и, опустив бинокль, бросил телеграфисту: — Передай в штаб — против наших лучевые пушки.
Новые ракеты взвились: «Переходим к обороне». Над холмами появилась тучка дымовой завесы.
— Ну, дай бог удачи наводчикам! — осенился капитан. — Теперь вся надежда на пусковые станки… если батареи живы.
Но больше сигнальных огней не было.
В молчании выждав время, капитан деревянным голосом скомандовал:
— Свернуть лагерь. В сани — только людей, оружие, кассу и канцелярию. Через час скорым маршем отходим к станции.
— А… палатки, кухни?
— Всё бросить! Фуры с провизией — заминировать, продукты — отравить. Не подорвутся — пусть едят. Скоро их машины будут здесь.
Поручик предложил было:
— Может, ваше высокоблагородие, оставить группу… чтоб помогли отступающим? Я с моим взводом…
Но капитан безнадёжно покачал головой. Лицо его окаменело от горя и злобы:
— Помогать некому. Из полка остались только мы.
Гудящая пустота накрыла поручика. Как — «некому»?.. Жёлтый отсвет в тучах — и никого не осталось? все, с кем ещё вчера спорили, пели, сидели за одним столом…
Откозыряв капитану, он понял, что рука дрожит. В лагере забурлила сумятица.
— Готовь мины! Сапёры — бегом, бегом! ставь под провиантские фуры!
— Где командир химроты?
— Ваше благородие, приказано залить котлы на кухнях крысомором…
— К чертям! При чём тут я? отрава у аптекаря!..
— Первое отделение — взять под охрану денежные ящики, — собрал солдат поручик. — Погрузить, глаз не спускать! Второму — помочь писарям. Третье… кто-нибудь видел мою кошку?
С ровными, словно удары
Поля на хлебных равнинах Татары, где упал первый корабль, поросли сорняками. Ни сеять, ни собирать урожай некому — дикие заросли, брошенные сёла, руины. Вместо мирного народа — воинские колонны, вместо телег и экипажей — пушечные самоходки. Шпили церквей, колокольни сбиты лучами дьяволов. Одичавшие псы охотились на инопланетных тварей — и наоборот. Свиноподобные чудища шастали в полях бурьяна, прятались в оврагах и разбойничали по ночам, отыскивая живность, чтоб сожрать её с костями.
Славная своей пшеницей провинция к югу от Вальных гор стала краем нескончаемого бедствия. Отсюда шли голодные беженцы и погорельцы, бывшие хлеборобы, а их место занимали солдаты. На штабных картах центр Татары был обведён алым кругом — «Мёртвая зона». Вокруг него смыкались зубчатые линии оборонительных рубежей.
Вдали от боёв генералам легко было рисовать карандашом окопы, а на деле…
Тут и там желтели безобразные проплешины — удары химических бомб армии и ядер с ядом, вылетавших из кратера, — и чёрные горелища, следы работы огнемётов. С границ мёртвой зоны по кратеру били ракетами, а с высотных дирижаблей сбрасывали бомбы. В заросших полях множились воронки, но дьяволы уже глубоко зарылись — можно было пробить лишь их верхние ходы и галереи.
Поручик Вельтер получил звание штабс-капитана и личное дворянство. Теперь он командовал взводом разведки, заодно занимаясь диверсиями. Лично взваливал на спину ранец с взрывчаткой или флягу кислоты, чтоб боеприпасы в рейде разделялись поровну. Унтер-офицеры и солдаты были готовы за ним хоть в кратер.
Он завёл бизонью винтовку с гранёным стволом и клиновым затвором, бившую тварей наповал за двести мер. Обойму крепил слева на предплечье, легко делал двадцать выстрелов в минуту — даже стая не уйдёт.
— Надо мазаться их кровью и жиром, — учил он молодых. — Ловушки дьяволов распознают на «свой-чужой», так можно пройти мимо них без опаски.
— Как у дикарей-охотников, гере штабс-капитан!
— Именно, прапорщик. Мы на охоте, дьяволы — дичь. Здесь нет правил. Если им наплевать на законы войны, то нам незачем миндальничать. И ещё — за день до рейда никакого табака, ни капли водки. Запахи они чуют издалека.
Запретная зона у кратера — рай удальцов, любителей азарта. Здесь свой язык. «Черепаха» — большая бронемашина дьяволов, «чудо-юдо» или «ходок» — средняя, «жук» — малая, «урод» — нелюдская тварь-машина.
Теряя разинь, солдаты учились угадывать дрожь земли до того, как вылезет «жук» или «ходок», отбегать, снимая со спины трубу с ручной ракетой. Амулетом взвода была рыжая кошка Миса — умелая мышатница. Она слышала, как в глубине крот-урод прокладывает ход. Приседала, сжималась, насторожив уши, потом скребла белой лапкой: «Он здесь!» По ней и взвод звался «Рыжие Коты».