Ключевая фигура
Шрифт:
С каждым прожитым днем он забывал ее и на нее же злился, удерживая в голове прилипший образ порочной девчонки, который не мог быть иным в его глазах, ибо она взрослела. Порочным было все: короткие юбки, накрашенные ресницы; девчоночье кокетство уже проснулось в ее четырнадцать лет, и любое ее слово, любой жест казались распутными. Наверное, Сергей ревновал дочь, понимая, что поступает глупо, однако о поступках речь не шла: от того, что заложено в родителях природой, не избавишься, можно только упражняться в равнодушии, прятать свои чувства за любыми эмоциями, той же злостью, к
А было бы здорово держать ее руки в своих, разглядывать ее лицо и дать посмотреть на свое и сказать самому себе: «Она молодец, вся в меня».
Свои вопросы к дочери он перенес на голубоглазую продавщицу:
— Нравится работать в магазине?
— Кому-то ведь нужно работать продавцами, верно?
Сергей отметил, что ответ девушки был таким же дежурным, как и ее улыбка.
— Не сердитесь, — извинился он, — как только я стану надоедать вам, пошлите меня к черту.
— Место не куплено. Стойте сколько хотите.
Сергей не стал обременять себя вопросом, почему Ольга выбрала себе такую работу, похоронив и сопутствующее восклицание: «Почему именно моя дочь?!» — отчасти потому, что ответ уже получил от голубоглазой продавщицы.
Не судьба, подумал он, и в этот раз поговорить с дочерью, просто показать ей, что он жив. А она, возможно, отвечая на вопрос, где ее отец, называет дату его смерти: 14 ноября 2000 года. Скоро ли наступит тот счастливый миг, когда он обнимет свою дочь? Может, после задания в Дагестане?
Встреча со своим новым партнером должна состояться в отеле «Богосская вершина», что в нескольких километрах от Дербента. На имя Марковцева был забронирован номер — скорее всего двухместный, разделит он комнату с Родионом Ганелиным.
С декабря прошлого года — это первое задание Марковцева в качестве агента ГРУ. Как о таковой, о работе он не скучал, тяготило откровенное безделье на секретной «даче» разведывательного управления, расположенной в Химках (Вашутинское шоссе), нервировали всевозможные инструкции, рекомендации, правила слежения и определения слежки за собой, которые ему подсовывали, как куски мяса голодному зверю в зоопарке. Чувствовал себя бестолковым курсантом, ибо в реальной ситуации повел бы себя иначе, не по инструкции, не по правилам. Поскольку «противник не дремлет», как и Марковцев, изучает подобные установки и директивы.
Из одной крайности Сергей кинулся в другую: «Зачем я здесь? Что накренило меня к гранатовому соку, который я не люблю?»
Его ждали горы Дагестана, отель, судя по названию, на самой вершине. А сейчас… пора прощаться с дочерью.
Часть своего паршивого настроения Сергей перенес на голубоглазую продавщицу:
— Сок у вас прокислый.
И вышел из магазина.
Он торопился, из Люберец ему за час нужно было добраться до центра Москвы.
Сергей встретился с Катей Скворцовой на Кузнецком Мосту и, взяв под руку, увел в сторону от Большой Дмитровки, где находился офис профильного отдела контрразведки ФСБ.
— Где пропадал? — Катя высвободилась и сама взяла его под руку. — Ничего не
— Работа такая.
— Работа? — усомнилась Катя, разглядывая энергичное, полное сил лицо Сергея. — Я знаю, как ты работаешь. В лучшем случае возвращаешься живой.
Он улыбнулся ей, слегка приоткрыв губы, в свою очередь разглядывая ее красивое, чуть продолговатое лицо. Прошло три месяца, как они не виделись. Она вся в белом — блузка с рукавами-фонариками, брюки. Глаза смотрят сквозь солнцезащитные очки в легкой оправе с розоватыми стеклами. На ногах босоножки темно-ежевичного цвета, через плечо перекинута сумочка тех же тонов. А в ней, как всегда, табельный пистолет.
Марковцев проделал то же, что и девушка: высвободил свою руку. И обнял Катю.
— Что с тобой? — Она чувствовала на себе недоуменные взгляды прохожих, вынужденных обходить остановившуюся парочку: ему слегка за сорок, ей чуть ли не в два раза меньше. Обнялись средь бела дня, как шестнадцатилетние. — На нас смотрят.
Сергей отпустил ее, и они некоторое время шли молча.
Катя не пыталась угадать причину его неожиданной вспышки нежности. Однако что-то кольнуло в сердце. За этим жестом его ласковых рук ей показалось прощание.
— Ты куда-то уезжаешь?
Марковцев кивнул:
— Да. Пока ненадолго. Может, на неделю.
— Пока?.. А потом?
— Я не люблю загадывать.
— Загадывать? — снова переспросила девушка, проницательно глядя на спутника. — Значит, твое исчезновение не связано с работой?
— И да и нет, — ушел от ответа Сергей. — Сделаешь кое-что для меня?
Она не умела играть в подобные игры, особенно с Марковцевым. Однако сейчас ей захотелось перечить ему во всем: «Пока не услышу ответ, ничего не скажу». Взгляд ее еще больше погрустнел, когда она поняла, что Сергея и сегодня не будет дома. И спросила, акцентировав последнее слово, поскольку имела на это право:
— Ты придешь домой?
С него бесполезно что-то требовать, только настроишь против себя, против подобия семейной жизни. А ей хотелось настоящего уютного домашнего тепла. С ним. И он прекрасно знает об этом. Если бы ей просто хотелось завести семью, она бы завела — как собаку или кошку, послав чертова сожителя к его же чертовой бабушке.
Недавно она пришла к выводу, что Марковцев эгоист наполовину. Или на две трети. Уходит в себя, никого вокруг не замечает. Однако заставляет думать о нем, сопереживать, считать морщины на его нахмуренном челе и окурки в пепельнице, заставляет любить себя — вот где неразрешимая задача.
Впервые Катя увидела Марковцева в комнате свиданий колонии строгого режима, где Сергей отбывал срок. Она отметила в его внешности нечто странное: выражение лица, взгляд его мрачноватых глаз в едва приметном обрамлении сероватой тени придавали его облику легкую усталость и в то же время уверенность, что подошло бы более молодому человеку. Нечасто она видела сорокалетних с уверенным и открытым взглядом, люди этого возраста не нашли себя в этой жизни, потерялись в бурном времени и поглядывали из него кто робко, кто растерянно, кто изнеможенным в погоне за более молодыми.