Ключевая улика
Шрифт:
— Мы действительно не знаем, что ищем. — Колин оглядывает комнату. — И чем меньше здесь будет народу, тем лучше.
— Но ведь на самом деле ледяных пуль не бывает… Во всяком случае, не в такую жару.
— Теперь мы тут сами справимся, — обращается Чанг к патрульному, — но было бы неплохо, если бы кто-то, один из вас или вы оба, подежурил перед домом. Нельзя, чтобы сюда кто-то входил. И неизвестно, к примеру, у кого еще могут быть ключи.
— Когда мы с Марино обедали у нее вчера вечером, ей доставили суши… — Я пересказываю эпизод Колину и Чангу, оставаясь возле окна, чтобы не мешать фотографировать,
— Ну, если только ты не собираешься в чем-нибудь признаться, — говорит Колин, натягивая перчатки, — мне как-то не приходит в голову, что ты и есть причина смерти этих людей, и я чертовски рад, что ты жива-здорова. Как и Сэмми, и Марино, и я сам. При других обстоятельствах я бы сказал, что, поскольку ты знала ее и была с ней накануне, тебе лучше не присутствовать на месте преступления. Но ты уже здесь. И можешь что-то заметить. Тебе решать, уйти или остаться.
— Больше всего меня беспокоит следующая жертва, — отвечаю я. — Особенно если мы имеем дело с отравлениями. Думаю, ты знаешь, что меня беспокоит.
— И тебя, и меня тоже.
— Возможно, вы единственная, кто может сказать, все ли здесь на месте, — говорит Чанг, — так что вы здорово поможете, если осмотритесь вместе со мной. — Мелькает вспышка, и щелкает затвор, он фотографирует телефонную трубку под кроватью.
На самом деле он ждет от меня совсем иного рода помощи, и мне понятно, что он делает. Я узнаю его подход и считаю его правильным. За сегодняшний день Сэмми Чанг завоевал мое уважение; я отношусь к его мнению соответственно и ничуть его не осуждаю. В сущности, я этого и ожидаю. Он рассудительный следователь, умный, наблюдательный и очень опытный, он объективен и решителен. Что бы он ни думал обо мне, с его стороны было бы глупостью не попытаться выудить всю возможную информацию и небрежностью — не присматривать за мной. Ему ничего не остается, как воспринимать меня с профессиональной настороженностью и подозрительностью, даже если в его профессиональном взаимодействии со мной это никоим образом не проявляется.
— Пока что я не вижу ничего, что указывало бы на присутствие здесь кого-то еще после того, как мы с Марино ушли, — начинаю я.
— У них какие-то отношения? — спрашивает Чанг.
— Помимо работы? Мне об этом ничего не известно и представить такое трудно. Он взял двухнедельный отпуск, чтобы приехать сюда и помочь ей с делом Джорданов. Насколько я понимаю, в этой квартире они работали.
— А раньше? Было ли между ними что-то большее, чем просто профессиональные отношения?
— Даже представить себе этого не могу, — повторяю я.
Между тем Колин ставит на прикроватную тумбочку цифровой термометр и возится с закоченевшей правой рукой, пока ему не удается согнуть ее и сунуть второй термометр под мышку.
— Почему вам трудно это представить? — спрашивает Чанг, и я понимаю, что начинается допрос.
Я могла бы остановить его. Могла бы сказать, что не стану отвечать на вопросы без своего адвоката Леонарда
— Ничто и никогда не указывало на то, что между Марино и Джейми были какие-либо иные отношения, кроме профессиональных. И уж точно не могу себе представить, что он замышлял что-то против нее.
— Да, но вы его знаете. Трудно быть объективным, когда мы знаем человека. Вам сложно думать о нем плохо. — Чанг на моей стороне. Старая, как мир, игра в доброго и злого полицейского.
— Если бы у меня была причина думать о нем плохо, я бы так и сказала.
— Но вы не знаете, что происходило между ними наедине. — Он смотрит на телефонную трубку, которую берет двумя пальцами, стараясь как можно меньше прикасаться к ее поверхности. — Возможно, только зря время потеряем. По всей видимости, она единственная, кто до нее дотрагивался. Но на всякий случай стоит проверить отпечатки. Вы согласны? Что бы вы сделали? — Чанг смотрит на меня.
— Я бы проверила ее на отпечатки пальцев и ДНК. И запросила бы дополнительный химический анализ соскобов.
— Кто-то мог отравить ее телефон? — произносит он с непроницаемым лицом.
— Вы спросили, что бы я сделала. Химические и биологические яды могут действовать трансдермально, через слизистую, через кожу. Хотя сомневаюсь, что это наш случай, иначе жертв могло быть больше. Включая нас.
— А вы случайно не пользовались этим телефоном? — Он нажимает кнопку меню.
— Прошлой ночью я не была в этой части квартиры.
— Номер «917» в час тридцать две пополуночи. — Чанг проверяет последний номер, который Джейми набирала на этом аппарате.
— Нью-Йорк, — отвечаю я и снова ощущаю характерный для скотча запах жженых фруктов.
— Похоже, это последний звонок, который она сделала, по крайней мере с этого телефона. — Он вслух называет остальные цифры, занося их себе в блокнот.
Номер знакомый, и через пару секунд до меня доходит почему.
— Люси. Моя племянница. Это был номер ее сотового, когда она жила в Нью-Йорке, — объясняю я, стараясь не выдавать своих чувств. — Переехав в Бостон, она его сменила. В начале этого года, может, в январе. Точно не знаю, но этот номер больше ей не принадлежит.
Джейми должна была знать, что у Люси новый номер. Когда она говорила Люси, что не хочет больше никаких контактов с ней, это были не пустые слова. До прошлой ночи.
— Есть соображения, почему она пыталась позвонить Люси в половине второго ночи?
— Мы с Джейми говорили о ней. Говорили об их отношениях и о том, почему они прекратились. Быть может, она расчувствовалась. Я не знаю.
— Что за отношения?
— Они были вместе несколько лет.
— В каком смысле «вместе»?
— Партнеры. Пара.
Чанг кладет телефонную трубку в пакет для улик.
— Во сколько вы ушли от нее?
— Около часа ночи.
— Получается, полчаса спустя она набирает старый номер Люси, потом пытается вернуть трубку на место и та падает под кровать.
— Не знаю.
— Можно предположить, что к тому моменту ей уже стало плохо. Или она была сильно пьяна.
— Не знаю, — повторяю я.
— Когда, говорите, вы в последний раз были здесь до вчерашнего вечера?
— Я уже говорила вам, что никогда не была в этой квартире до вчерашнего вечера, — напоминаю я.