Ключи от ящика Пандоры
Шрифт:
– Не надо, Ир, не беги. Нельзя тебе.
Повернула голову – мама. Лицо грустное, виноватое, улыбающееся.
– Не беги, пусть уходит. Поговори лучше со мной. Скажи, обижаешься на меня, да? Знаю ведь, обижаешься. Плохое помнишь. А ты забудь, Ир. Может, и много было плохого, я ж не спорю. Да, гоняла тебя в детстве, что ж. А когда мне с нежностями-то чикаться было? Я ж одна. Плохое-то у каждого ребенка за пазухой всегда найдется. Но какая-никакая, я ж все-таки мать и всегда была рядом в трудную минуту. Помнишь, как мы девчонок из роддома принесли,
– Помню, мам, только смутно.
– Ну да, у тебя ж температурища под тридцать девять подскочила, я испугалась, что молоко пропадет. Ох, что я тогда пережила, доченька, сейчас и вспомнить страшно! Четыре ночи подряд не спала, моталась челноком меж тобой да детскими кроватками. Помню, сижу ночью, все прислушиваюсь, дышат ли девчонки, нет ли… А потом глаза сами собой сомкнулись, и я рухнула со стула-то, помнишь? Ты еще подскочила с кровати, испугалась, что я померла.
– Не, мам, не помню.
– Ну, да ладно. Ты не сердись на меня, доченька, за плохое-то. Ну, такая вот я, не шибко умная, конечно. Что в жизни-то видела, кроме огорода да своей бухгалтерии? Живу, как умею, иногда и впрямь хитрой змеей изворачиваюсь. А без хитрости-то, может, и не выжила бы. Нельзя требовать от своих близких святости, все мы со своим грешным багажом по жизни идем. На то и близкие, чтоб друг дружку прощать. И на Снежанку не обижайся. Ну куда ее теперь? Сестра ж она тебе…
– Да, Ир, – вдруг выросла из-за маминого плеча Снежана, улыбнулась, привычным жестом потерла пальцем переносицу, будто очки поправляла. Подумалось вдруг – интересно, откуда этот жест у сестренки взялся? Вроде сроду очков не носила… – Прости меня, И-ирк, – протянула виновато, вытянув губы трубочкой. – И впрямь, чего с меня взять, я же младшенькая! А с нами, знаешь, всегда одни хлопоты, все у них не так, как у старших! Наверное, у меня эти, как их… Наследственные гены хуже твоих: в школе училась плохо, потом сразу замуж выскочила, а в результате одна осталась, с ребенком на руках… Трудно мне, Ир…
Хотела ответить, но вдруг ухо уловило еще знакомые голоса, там, вдали, меж деревьев:
– …Да вот же она! А ты говоришь – заблудилась…
Пригляделась – узнала дочерей по ярким одинаковым курточкам. Сашка на полшага впереди, как обычно, держит Машку за руку.
– Мам, она опять хнычет! Ну что ты с ней будешь делать, а? Прям как маленькая…
И, обернувшись, обе заголосили хором:
– Папа! Папа, ау! Она здесь, иди сюда!
Смыкается круг: мама, Снежана, девчонки. Глаза бегут по родным лицам, и слышен за спиной такой же родной голос Игоря:
– Ира, мышата… Вы где? Ир, Ира…
– Ир, Ира, проснись, – почему-то вклинивается в сознание Ольгин голос, и хочется отогнать его, отмахнуться, чтобы не мешал…
– Проснись, ты чего? Хватит дрыхнуть, скоро приедем! Ты ж хотела себя в порядок привести! Давай доставай косметичку, пристраивайся как-нибудь на ходу!
Она подняла голову, уставилась на Ольгу во все глаза. Та покосилась удивленно:
– Что
– Да так, уж очень странный сон видела. Ты по дороге не останавливалась, нет?
– А что, надо остановиться? Пописать хочешь?
– Нет, не хочу.
– Ой, да ну тебя! Зачем тогда спрашиваешь?
– Не знаю. Говорю же, приснилось.
Въехали в город, миновали дымящий трубами цементный завод. Захудалый, надо сказать, городишко. Но ничего так, чистенький. Чахлые тополя вдоль улиц, одинаковые серые пятиэтажки. А в центре так вообще – лепота. Посреди площади фонтан каменный, россыпь поздних цветов на клумбах. Вдали новостройки виднеются, прорезанные стрелами башенных кранов. Ольга на светофоре высунулась в окно, напугала вопросом идущую по тротуару бабульку:
– Не подскажете, где тут у вас кинотеатр «Стрела»?
– А вон там, милая, через улицу. Как большой стеклянный магазин проедешь, тут тебе и кинотеатр.
Стеклянным магазином оказался торговый центр с просторной стоянкой. Припарковав машину, Ольга откинула голову назад, прикрыла глаза:
– Фу, устала… Сейчас посижу пять минут, и пойдем. Видишь, тот дом, на другой стороне улицы? Нам туда.
– Я боюсь. Давай не пойдем, а?
– Здрасте, приехали! Мы зачем в эту тмутаракань тащились, скажи? Для того, чтобы испугаться и обратно повернуть?
– А может, ее вообще дома нет?
– Ничего, подождем. Все равно ж придет когда-нибудь. Ладно, пошли. Первый подъезд справа, второй этаж, крайняя дверь налево. Надеюсь, чаем она нас угостит? Очень уж пить хочется.
– Совсем с ума сошла? Тебе еще и чай!
– А что? Мы ж не драться приехали, а просто поговорить! Что здесь такого? Цивилизованные все женщины, некоторые так вообще при высших гуманитарных образованиях. Вылезай, пошли!
Бабушки на скамье у заветного подъезда сразу обволокли их любопытными взглядами, наблюдали молча, как они топчутся у закрытой двери.
– Тут домофон… Черт, а мы даже номера квартиры не знаем. Так, если крайняя дверь налево… Пятая? Или, наоборот, восьмая?
– А вы к кому, милые? – осмелилась одна из бабулек, сунувшись вперед.
– Мы к Юле.
– Это к которой же Юле, интересно? У нас тут много Юль.
На счастье подруг, дверь вдруг открылась, выпустив мужчину с собакой на поводке. Они шустро нырнули внутрь, хлопком двери отрезав голоса бабулек, приветствующих вышедшего на прогулку соседа. Поднялись по лестнице на второй этаж, Ольга сразу потянулась к кнопке звонка.
– Погоди, я еще не готова! – испуганно взмолилась Ирина, чувствуя, как запрыгало в лихорадке сердце.
– Поздно, батенька, боржоми пить, – с нервным смешком обернулась Ольга. – Слышь, кто-то уже шлепает с той стороны.
Дверь отворил мальчишка. И ноги подкосились в кленках – маленький Игорь, тот самый, из школьного третьего класса. Те же синие глаза в обрамлении стрельчатых ресниц, тот же русый чуб вихорком, и правое ухо чуть больше оттопырено, чем левое. Стоял, смотрел на них удивленно.