Ключи счастья. Том 1
Шрифт:
— Нет, это ужасно! Как можете вы с этим мириться, frau Kesler? Эту черту надо искоренять!
Баварка весело смеется и треплет Анну Сергеевну по плечу.
— О, liebes Fr"aulein!.. [8] Легче заставить речку течь назад, чем искоренить хотя бы одну черту, вложенную в нас природой. Неужели вы до сих пор этого не знали?
Анна Сергеевна поникает головой, как будто рушится последняя доска мостика, который держит ее над бездной.
— Зато у Мари есть преимущество над многими из нас: вещи не имеют
8
Дорогая фройлен! (нем.).
Анна Сергеевна встает. Щеки ее пылают.
— Я не могу этого допустить! Она не должна брать таких подарков! Это не в наших правилах. Брат никогда не простит ей, если…
— Полноте! Никакие запреты и наказания не помогут! Отнимите у нее нынче подарки, завтра у нее будут другие. В этом возрасте, Fr"aulein Anna, впервые пробуждается в нас инстинкт любви. И он безошибочно тянет нас к тем, кто для этой любви создан. Мари всю жизнь будет возбуждать сильные страсти. Что удивительного, если подруги обожают ее? Это естественно. Стало быть, красиво… И я не могу этому мешать!
— Вы делаете большую ошибку… Простите меня, Frau Kesler! Маня — бедная девочка. И ей предстоит скромная доля…
— Гувернантки? — подхватывает баварка. — О, liebes Fr"aulein! Повторяю вам: Мари создана для счастья. Когда ей говорят, что надо учиться на 12 [9] она отвечает: «Зачем? Я знаю, что я хорошенькая. Я буду богата, выйду замуж, а работать не стану!.. И она права.
Лицо Анны Сергеевны становится угрюмым.
— Бесприданницы не выходят замуж, Frau Kesler. Ей надо выкинуть эти мысли из головы. Это скользкий путь.
9
По двенадцатибалльной системе это — высшая оценка.
— Запретите цветку благоухать, а жаворонку петь. Вы требуете от меня подвига, Fr"aulein, — насмешливо говорит баварка. — А я только бедная женщина, любящая солнце, детей и радость. И я даю, детям только то, что имею…
Когда Анна Сергеевна уходит, она вынимает из старенького портмоне зеленую бумажку.
— Frau Kesler, вот деньги для Мани. Я не хочу, чтобы она нуждалась! Это мои трудовые деньги, Frau Kesler, и они мне нелегко даются. Для меня, когда я училась (да и теперь — хочет она добавить, но сдерживается), иметь три рубля на свои прихоти было бы целым богатством. И я не хочу, чтоб Маня приучалась к расточительности. Но… меня пугает эта легкость, с какой она берет все у других. До свиданья, Frau Kesler! Подумайте над моими словами!
Ночь. Глубокая тишина. Все давно спят в дортуаре интерната. Маня
Соня Горленко вдруг просыпается, как будто ее толкнули. — „Опять? — в ужасе шепчет она. — Маня! Ты себя убиваешь. Чего ты просишь у Бога? О чем плачешь?“
Маня застыла на холодном полу, в одной рубашке. Она падает от утомления. Соня ложится к ней под одеяло.
— Я прошу смерти… Я так мечтаю умереть! Умереть…
— Молчи, молчи! — Соня обхватывает ее голову и целует ее глаза и лоб. — Ты хочешь убить меня? Как я останусь жить без тебя? И зачем тебе умирать? Разве ты несчастна? Чего тебе не хватает? Ты окружена поклонением и любовью…
— Я тебе открою мою тайну, — говорит Маня полушепотом. И голос ее полон такого значения, что У спокойной Сони начинает биться сердце от предчувствия чего-то нового и прекрасного.
— Слушай! Я люблю мою мечту… Ангела в немецкой книге. Завтра я тебе покажу его».
— Ну, так что же?
— На земле я его не встречу. Ангелы не приходят на землю. Неужели ты не понимаешь меня?
— Какое безумие, Манечка! Из-за этого ты не спишь ночами и не учишься! Как ты похудела! Посмотри, на что стали похожи твои руки!.. Ты стаяла! за один месяц.
— Ах, это хорошо! — говорит Маня с блаженной улыбкой. — Я дала себе сроку жить ровно три месяца. И в первый день Пасхи я умру… Я это знаю… Я умру!
Соня начинает рыдать.
Но Маня безучастна к ее горю. Душа ее далека от земли!
Теперь Маня так хрупка и бледна, что даже учителя выражают беспокойство. Два раза от слабости с нею были обмороки. Брат и сестра в отчаянии. Зовут доктора.
Соня решается. Под величайшей тайной она говорит фрау Кеслер о грезах Мани.
— Ай-аЙ-ай! — огорчается баварка — Что ж ты мне раньше не сказала?
— Маня, — говорит она девочке. — Покажи мне эту картинку!
Маня не возмущена болтливостью Сони. Она так, апатична.
— Глупое, бедное дитя! — шепчет фрау Кеслер, целуя кудри девочки. — Смотри подпись! Эту картину писал венгерский художник. А художники ничего не выдумывают. Они пишут с живых людей. Да, да! С живых… У меня муж был художник, и я это знаю. Художнику нужна натура… Иначе он не может творить. И эту натуру он ищет иногда годы. На улицах, в театрах, в других странах Эта голова; ангела написана с живого человека…
— Фрау Кеслер!
— Да, с живого! Зачем же тебе умирать и уходить; от этой встречи? Только тут, на земле, среди нас ищи его! Вырастай, кончай учиться и поезжай путешествовать! Поезжай в Венгрию. Спроси того художника, где взял он это лицо? И ты встретишь где-нибудь своего «ангела»… И узнаешь счастье. Ты плачешь? О чем? О чем, дитя мое?
В пользу бедных гимназисток начальница устраивает на масленице живые картины, концерт, затем бал. Фрау Кеслер как женщине с художественным вкусом и инициативой поручено устройство «живых картин».