Клюв/ч
Шрифт:
Симплекс смотрит на маленькую гостиницу, затаившуюся между колоннами, смотрит на цены, думает, как будет там долго ворочаться, пытаться уснуть – морщится. Устраивается поудобнее за столиком, понимает, что пропустил момент, когда луна села на жердочку, она уже поднялась выше. И даже если наклониться над столом, луна все равно окажется выше.
Скоро все кончится, говорит себе Симпеклс.
Скоро.
Шесть часов.
А потом будет дом, пропахший корицей и пряностями, подсвеченный пламенем очага, и огромная постель, куда можно нырнуть, как в море.
Симплекс перебирает салфетки на столе, пишет формулы, играет с ними, как с кубиками,
Вселенная настораживается.
Ждет.
Пугается – когда Симплекс заходит в тупик, не знает, куда двигаться дальше, похоже, что никуда, похоже, что все запуталось, безнадежно и безвозвратно. В какой-то момент Симплекс уже готов скомкать салфетки (вселенная в ужасе), и правда, комкает, бросает, обреченно смотрит на часы, отсчитывает бесконечные минуты. Спохватывается, находит тот ключик, которым открывается нагромождение цифр, – снова разворачивает салфетки, дописывает, собирает по кусочкам.
Вселенная выдыхает.
Вселенная смотрит, читает, познает саму себя.
– …уважаемые пассажиры, ваш рейс задерживается…
Симплекс сердится, Симплекс звонит кому-то неведомо кому, буду-буду, когда-то буду, неведомо когда. Кто-то там бесконечно далеко сердится, ждет, где-то там, бесконечно далеко дом, – большой, уютный, подсвеченный пламенем очага, пахнущий медом и пряностями.
Симплекс садится за столиком где-то нигде, возле окна, за которым взлетают и опускаются самолеты, и плавно поднимается в небо луна – Симплекс ждет, когда она дойдет до перегородки в окне, сядет на неё, как на жердочку.
Кажется, это уже было, говорит себе Симплекс, – час ночи, луна на жердочке, шесть часов, растянутые в бесконечность. Или не было, думает Симплекс, да нет, не могло этого быть. Снова разворачивает салфетки, так, на чем он остановился, вот здесь…
…снова играет с цифрами, перебирает одну за другой…
Вселенная смотрит, слушает, познает саму себя…
…разбился на взлете, все пассажиры погибли…
…Симплекс этого не узнает, вселенная позаботится, чтобы не узнал, чтобы смотрел на часы, считал – один, два, три, четыре, пять, шесть – перебирает салфетки, играет с цифрами…
Вселенная ждет.
Познает саму себя.
Сентябрельник, сентябрядцатое сентября
Октябрельник, октябрядцатое октября.
…ну, вот уж даже не знаю, про что я должна писать на премьере в Опере – а ведь это первое в моей жизни задание, и только попробуй выполнить не на шестерку с плюсом, – и не видать мне столичной газеты, как своих ушей, да что столичной газеты, меня даже в какой-нибудь «Сельский вестник» не возьмут, и прозябать мне на кассе какого-нибудь Гурмана-дурмана до конца моих дней. Знать бы, что заинтересует достопочтенную публику – высоченные арки, неспешно прогуливающиеся по коридорам, изящные лестницы, что обмахиваются не менее изящными веерами, или витражи, которые уютно устроились в окнах, кокетливо подмигивая солнечными бликами. Или писать о платьях, что пришли на премьеру, и так торопились, что забыли взять с собой хозяев? Например, вот это, темно-вишневое с кружевами…
…а?
Ой, простите, марсала, марсала, цвета марсала – с кружевами, или вот это миленькое платьице с коротким подолом,
…а?
Ой, простите, я не знала, что у вас оторвался подол, это ж надо ж было так опростоволоситься, какой конфуз… это я про себя, конечно… сию минуту стираю написанное, н-да-а-а, меня только в Оперу пускать…
И все-таки надо сосредоточиться на премьере, хотя бы представить себе, что испытывает актриса, которой сегодня предстоит первый в жизни настоящий выход на сцену – думаю, она волнуется ничуть не меньше меня. Если бы я могла прочитать её мысли… Да что значит, если бы, я же тихонечко, никто и не узнает… я надеюсь. Потому что если узнают, то придет конец не только моей так и не успевшей начаться карьере, но и моей свободе, если не жизни – в зависимости от того, какие царят законы в этих краях.
(а законы следовало бы подучить, прежде чем сюда ехать, да…)
Итак, я тихонечко слушаю мысли юной актрисы, и… вот это да, что же я слышу? Быть того не может… а ведь так и есть, бедная девочка мечтала о тихой и незаметной жизни где-нибудь нигде, но родственница (отсюда из мыслей не вижу) гонит её на сцену, будешь петь, я сказала, и не вздумай даже, талант у тебя, талант… И вот бедняжка спешит в Оперу, опоздала, замешкалась где-то нигде, бежит по двору, теряя туфли в осенней листве… Надо бы поговорить с актрисой после выступления, намекнуть как-нибудь осторожненько, а вы сами выбрали для себя сцену, или кто-то навел на вас на эту мысль, ой, да, тетушка настояла? А сами вы как относитесь… только осторожно намекать, чтобы она ни сном, ни духом не догадалась, что я в её мысли подсматривала…
Итак, писать, писать… неторопливые витражи рассаживаются в ложах, платья спохватываются, что не взяли своих хозяев, веера порхают над залом, на сцену выходит юная актриса, прекрасная, как первый весенний день… нет, я не имею в виду, что такая же холодная и промозглая, серая со свинцовыми тучами, а…
БА-БАХ!
Ослепительная вспышка.
Опера разлетается на осколки, с треском и грохотом рушатся стены.
– …что вы видели?
Вот уж не думала, что мне придется отчитываться перед полицией, а вот пришлось.
– Честное слово, это было так неожиданно… Как только подняли занавес, начался настоящий ад, Оперу буквально разнесло на куски!
– Вы видели, кто это сделал?
– Думаю, никто…
– В смысле, никто?
– В смысле… в Опере уже была бомба… или что-то в этом роде…
– Вы можете сказать, откуда взялась вспышка?
– Мне кажется… со сцены.
– Что же, большое вам спасибо за помощь следствию. Имею честь откланяться.
– Всего хоро… подождите!
Нет, не ждет, не слышит меня, уже уходит куда-то в никуда, разбираться, что там случилось. Ну, дура я, дура, надо же было спешить за ним, жадно смотреть, жадно слушать, ловить каждое слово, что они там еще нашли…
И не сдерживаюсь, и где, спрашивается, моя профессиональная этика, ау-у-уу, – как бы не так, жадно вслушиваюсь в мысли констебля, даже ловлю его фамилию – Тектив…
– …интересно… кому это могло понадобиться…
– Что понадобиться?
– Взорвать оперу… вы сами подумайте, обычно зачем что-нибудь взрывают?
– Ну… чтобы кого-то убить…
– Вот именно! Убить! Ну и кого, спрашивается, там собирались убивать, если никого живого там не было?
– Действительно… любопытно… хотя… как знать, что там не было никого живого?