Книга Асты
Шрифт:
Кто-то сказал, что человек похож на свое окружение. Но в тот вечер было доказано, что этот кто-то не прав. Строгий, вежливый, внешне консервативный, Гордон жил в квартире с черными и пурпурными стенами, на которых висели картины, где розовые и пурпурные акриловые андрогины, словно сошедшие с иллюстраций Медицинской энциклопедии, демонстрировали мускулатуру. Низкие диваны обиты серебристой ламе. [24] Ванную комнату заполняли фаллосы различных размеров, слегка стилизованные под деревья, башни или указательные пальцы. Мы ели за зеленым стеклянным столом, посуда была из черного
24
Парчовая ткань для вечерних туалетов.
В таких же тонах он и оделся: черные вельветовые лыжные штаны и футболка с коллажем прерафаэлитских лиц. Но Гордон надел — уверена, что это его обычная летняя одежда, — серые фланелевые брюки, белую рубашку, темный галстук и предмет одежды, который я не видела ни на ком лет двадцать, — вязаный пуловер без рукавов с V-образным вырезом. Обед был восхитительным, вино — выше всяких похвал. Если бы я не выпила так много, вряд ли решилась бы задать вопрос, скорее похожий на упрек:
— Почему вы так и не навестили ее?
Я думала, он скажет, что Свонни ему всего лишь двоюродная бабушка, что они не встречались с похорон его дедушки и, возможно, что он не знал ее адреса. Гордон озадаченно посмотрел на меня:
— Но я был у нее. Вы не знали?
— Вы ездили на Виллоу-роуд? Видели Свонни?
Гордон перевел взгляд на Обри, но тот лишь улыбнулся и пожал плечами.
— Я был уверен, что вы знаете. Думал, она рассказала.
Если его только слушать, но не видеть, то из-за педантичности, точности мысли и того, что Аста называла «чопорностью», можно решить, что ему под пятьдесят. Он сухо откашлялся:
— В первый раз я заходил около года назад. В середине лета — я не ошибаюсь, Обри? Дверь открыла женщина, видимо экономка. Я потом видел ее на похоронах. Она не позволила мне войти, сказала, что миссис Кьяр нездорова, но она сообщит, что я заходил.
«Нездорова» было, бесспорно, эвфемизмом. Скорее всего, он зашел в один из дней, когда у Свонни случился приступ раздвоения личности, во время которых она превращалась в шаркающую старуху со спущенными чулками и в вязаных рейтузах. Вполне понятно, что миссис Элкинс не впустила его в дом.
— Я приехал снова на следующей неделе. Конечно, я хотел видеть саму Свонни, вы понимаете. Но, кроме того, мне хотелось задать ей вопросы, которые я задал вам. Однако меня снова не приняли, и должен признаться — не скажу, что я обиделся, но пришел к выводу, что меня здесь не ждут. А потом случилось нечто странное — да, Обри?
— Да, я тогда поднял трубку и очень удивился.
— Звонила тетя Свонни. В первый свой приход я оставил экономке номер телефона. Тетя Свонни сказала, что очень сожалеет о несостоявшейся встрече, но сейчас ей лучше и она ждет меня на чай.
— Это показалось таким правильным, — добавил Обри. — Бабушка приглашает на чай. На что еще она могла пригласить?
— И вы ездили?
— Конечно, я поехал. И чай был великолепен. Все выглядело по-домашнему, так старомодно, с сандвичами. Мне с трудом удалось скрыть, что я не читал дневников. Тетя Свонни сказала, что сделала наброски семейного генеалогического древа, она его подправит и пришлет мне.
— Но так и не прислала, — заметил Обри.
— Да, она так и не прислала его. А теперь мы подошли к главному. — Гордон моргнул, и мне показалось, что он сейчас спросит, удобно ли я сижу. — Она позвонила и пригласила отправиться с ней «в исследовательскую
Обри кивнул с безмятежной улыбкой. Гордон же был очень серьезен.
— Поэтому я и сказал, что хотел бы взять с собой друга, с которым мы вместе живем. Тетя Свонни ответила «хорошо», или что-то в этом роде. В назначенный день мы заехали за ней. Она заказывала такси, но мы подумали, что ехать на машине Обри гораздо удобнее.
— Ехать куда? — спросила я.
— В этот дом в Хэкни. Это было приключение, скажу я вам. По словам тети Свонни, в этом доме она родилась, здесь жили ее родители, и, должен заметить, он произвел на нас впечатление своими размерами. Конечно, его разделили на квартиры, и выглядел он аляповато. Так, Обри? Мы вошли в дом, и она заговорила с жильцом нижнего этажа, который заодно был там кем-то вроде смотрителя. Он рассказал нам историю о привидении, которую, впрочем, никто из нас не воспринял всерьез. Но тетя Свонни, похоже, осталась довольна поездкой. И мы отправились домой.
Все это меня очень расстроило и потрясло:
— Когда это было, Гордон?
— Пожалуй, я могу назвать точную дату. Накануне дня рождения Обри, двенадцатого августа, в среду.
Первый удар у Свонни случился в августе. Мне надо уточнить дату, но я уверена, что это произошло тринадцатого, потому что миссис Элкинс упоминала о несчастливом числе. Почему Свонни тогда не попросила меня съездить с ней на Лавендер-гроув? Что заставило ее обратиться к Гордону Вестербю?
Обри предложил мне бренди, и я согласилась, что делала крайне редко. Они заговорили о летнем отпуске, который собирались провести в Дании, чтобы поискать семейные корни Вестербю и Каструпов. Не могла бы я найти фамильное древо, о котором Свонни говорила Гордону? Занятая своими мыслями, я тем не менее продолжала отвечать на вопросы Гордона как могла.
Где-то без четверти одиннадцать я вызвала по телефону такси, чтобы ехать домой. От вина и бренди, едва приехав домой, я провалилась в глубокий сон, но в три часа ночи проснулась от головной боли и сильного сердцебиения. Я включила свет, выпила три таблетки аспирина и, усевшись в кровати, принялась читать отчет Дональда Мокриджа о процессе Альфреда Ропера в Центральном уголовном суде Лондона.
14
Процесс Альфреда Ропера, обвиняемого в убийстве жены, был одним из последних, на котором выступал в этом здании мистер Говард де Филиппис, королевский адвокат. Заседание состоялось 16 октября 1905 года под председательством судьи Эдмонсона. Обвинение представлял мистер Ричард Тейт-Мемлинг. Ропер обвинялся в убийстве жены, Элизабет Луизы Ропер, совершенного приблизительно 27 июля 1905 года посредством перерезания горла ножом, в котором не признал себя виновным.
Мистер де Филиппис, крупный мужчина с проницательным взглядом, необычайно высокий, размашистым шагом вошел в зал заседания, как обычно в сопровождении трех помощников. Один из них нес кипу носовых платков, другой — графин с водой и два стакана, а третий — надувную подушку. Эти «подручные средства» великий адвокат использовал в профессиональных уловках или для отвлечения внимания, и вряд ли они когда-либо применялись с большим эффектом, чем в деле Ропера.