Книга Бытия

Уотсон Йен

— М-да-а, ему бы надо назвать это «Пустозвон Барбры», — пошутила Пэли.

Статья на первой странице о моем предстоящем прибытии в такое-то и такое-то время на борту «Красотки Джилл» произвела на меня Очень странное впечатление. Она читалась скорее как передовица, а не как новость, практически обязывая читателей явиться за своей порцией течения (если они еще не зарегистрировались у хозяйки пристани). В середине статьи колонка превращалась в проповедь о хранилище-Ка, которое описывалось как «место, где останавливается время и росток жизни становится семенем смерти,

со всем, что было в нем живого ныне и присно» или что-то в этом роде.

По версии Стамно, барбрианская газета была под опекой сочувствующих культу. Может быть, потому этот «Звон» и был таким зашифрованным? Может быть, то, что я приняла за беспредметные слухи, на самом деле представляло собой секретные сообщения и иносказания, ясные только для посвященных? После прочтения «Звона» у меня сложилось еще более неприглядное впечатление о Порте Барбра, чем в мои прежние посещение; я с трудом могла представить, что здесь будет напечатана моя книга. Это место наводило страх. Здешняя жизнь казалась замысловатой шарадой.

Через два дня маленькая девочка вручила Пэли запечатанный конверт.

Внутри было сообщение: «Та, кем вы интересуетесь, встретит вас и вашу маленькую сестру реки за зданием редакции „Звона", когда сумерки превратятся в ночь. Вы обе, но никого больше». Подписи не было.

Пэли нашла возможность показать мне записку без свидетелей, вернувшись на борт перед самым ланчем. Утро в шатре выдалось беспокойное, и было похоже, что весь день будет таким же. Мы вполне могли простоять в Порту Барбра одну-две недели, ведь здесь мы пользовались большим спросом в отличие от Гинимоя, где мы задержались из-за безразличия местного населения. Кто бы мог подумать, что в окрестностях Барбры проживает так много народу и что все они в состоянии расшифровать текст своей газетенки?

— «Маленькая сестра реки» — это про тебя, Йалин.

— Несомненно.

— Поэтому, кто бы ни послал это, он знает, что мы с тобой неразлейвода.

— Правильно. И если пойдем куда, то только вместе. Но как мне сбежать на берег?

— Что? В любом случае, ты не можешь рисковать…

— Я могу. Я сыта по горло храмами, шатрами, каютами и охраной. Почему бы тебе не позаботиться о Донне?

— Я могу заботиться только о тебе, ты же у нас ребенок.

— Решено, я иду. Только вот каким образом? Ты можешь завернуть меня в коврик и вынести на берег?

— Не глупи1 Зачем это я потащу коврик на берег? Да еще к ночи?

— Это будет все-таки еще вечер. Слушай, Пэли, ты сойдешь на берег как обычно. Рядом с шатром набросаешь мусора — его много там. Не забудь взять с собой бутылку масла. Польешь мусор и подожжешь. Потом быстро пойдешь обратно к причалу. Я тем временем прокрадусь на корму. Костер разгорится. Это сразу же привлечет всеобщее внимание! Охрана и матросы бросятся на нос. А я в это время прыгну. Главное, чтоб ты поймала меня.

Пэли тяжело вздохнула, но возражать не стала.

Вдруг она схватила меня и могучим рывком подбросила в воздух на несколько спанов.

— Ии-эх! — и поймала. — Прикидываю твой вес, — объяснила она, широко улыбаясь.

Думаю, вес надо

прикидывать непременно с криками. Все тяжелоатлетки так делают.

Едва опустились сумерки, я спряталась на корме за бухтой троса, снова и снова продумывая план бегства. Полет с фальшборта юта на мол не казался таким уж коротким.

В этот миг пламя ярко вспыхнуло рядом с шатром. Кто-то закричал: «Пожар!» На баках соседних шхун тут же появились темные фигуры. А внизу уже маячил силуэт Пэли. Я вскарабкалась на фальшборт. И прыгнула вниз.

— Уфф! — Пэли крепко схватила меня, качнулась назад, но устояла. Прижав меня к себе, она ринулась сквозь тьму и сделала полный вдох лишь тогда, когда мы уже добрались до деревянного тротуара Аллеи Золотых Деревьев (которую лучше было бы назвать Навозным закоулком). Оглянувшись, мы увидели высоко змеящиеся языки пламени.

— Вот это костер! — задыхаясь, выдавила я из себя.

— Мм… я, наверное, навалила мусор слишком близко к шатру. Хорошее прикрытие, однако.

— Ты, похоже, подожгла нашу палатку! Прыгающие языки пламени, впрочем, вскоре сникли, и оранжевое зарево постепенно поблекло.

Конечно, любой болван потушит пожар, имея целую реку под рукой. Мы двинулись дальше по грязным, темным улицам.

Контора «Звона» на бульваре Синего Облака была совсем непредставительной. Низкое здание, обшитое досками, с несколькими убогими окошками, что выходили на грязную мостовую. К тому времени как мы пришли, зажглись звезды. Не думаю, что при дневном свете это место выглядело лучше.

Нам не пришлось входить внутрь. Снаружи, скрытые глубокой тенью, нас поджидали две фигуры, замотанные шарфами и в капюшонах. Одна была плотная, другая худощавая. Плотная приоткрыла фонарь, от которого пролилась струйка света. Худощавая выступила вперед.

— Что это за пожар? — Голос был приглушенный и мягкий, хотя отнюдь не робкий.

— Наша маленькая хитрость, — сказала я, — чтобы уйти незамеченными. Ты Пира-па?

— Да. — Пира-па указала жестом на свою спутницу: — Я надеюсь, вам знакома моя подруга.

Та откинула капюшон и ослабила шарф. Короткие косички, обрамляющие открытое девическое лицо… Это была Креденс. Та самая Креденс, которая была боцманом «Шустрого гуся»! Которая пыталась выкрасть запас черного течения для женщин культа. Которая оставила Марсиаллу, опьяненную наркотиком, высоко на дереве, зная, что та может упасть и убиться. Та самая Креденс, которая сбежала от нас в Джангали, когда я расстроила ее планы.

После всего этого я не могла ей особенно доверять, даже допуская, что ее действиями руководит Червь.

— Привет, малышка, — сказала Креденс. — Я прощаю тебя из-за того, кем ты стала теперь.

— Мило с твоей стороны. Прощаешь за что?

— За то, что ты разрушила мою карьеру женщины реки.

— Это как еще посмотреть! Если бы Марсиалла упала с дерева и сломала себе шею, твоя карьера тоже не особенно пошла бы в гору.

— Да, неудачно вышло. Надеюсь, она образумилась.

— Будем надеяться, что ты не захочешь таким же образом вразумлять и меня.