Книга Бытия
Шрифт:
Когда мы все снова собрались в большой комнате, Пира-па открыла один из лакированных шкафчиков. Внутри были бутылочки с маслянистой желтой жидкостью с несколькими пальцами осадка на дне, множество стаканов и несколько склянок с темной жидкостью, в которой я без труда узнала субстанцию Червя.
Пира-па откупорила склянки, слила их в одну из желтых бутылок и энергично встряхнула, так что осадок, масло и чернота смешались в мутный коктейль. Она также взболтала и пару других желтых бутылок, но ничего в них не добавила.
— Сегодня, — обратилась она к собравшимся, —
— Прошу прощения, а что это такое? — спросила я. Пира-па указала на другие бутылки.
— А-а. И кто такие наблюдатели?
— Наблюдатели не принимают наркотиков. Они остаются в реальном времени, чтобы наблюдать за всеми. Когда ты потом ускоряешься, они следят за тем, чтобы ничего не случилось.
— А еще они заботятся о нашем питании! — К этому времени Мэрдолак с трудом выбрался из своей ямы и присоединился к остальным. — Наркотик начинает действовать где-то минут через десять, — сказал он мне. — Замедляющий эффект может длиться добрых пять часов, хотя наисильнейшее торможение происходит в самом начале. Потом начинается ускорение…
— И мы хватаем с подносов остатки! Я видела, как действует наркотик.
— Остатки! Ты меня обижаешь. Здесь наготове новый пир.
— Кто хочет взять партнера, может разоблачаться сейчас, — объявила Пира-па.
Разделись оба мужчины с фермы и четыре женщины. Красуясь друг перед другом, они некоторое время попрыгали на месте.
Сначала Пира-па раздала стаканы с янтарной жидкостью, и Пэли остановилась со стаканом в руке.
— Подожди, — сказала она. — А почему я не могу быть наблюдателем?
Креденс ответила:
— У тебя нет опыта. Давай-ка пей!
— Я должна присматривать за Йалин.
— Тебе будет очень скучно.
— Кому? Мне? Да я могу часами сидеть не шевелясь!
Утробный смех заклокотал в недрах Мэрдолака.
— Тогда ты идеальный объект для наркотика. Другие уже глотали свои порции янтарного напитка. Креденс небрежно пожала плечами:
— Дело твое. Мы вряд ли сможем насильно влить наркотик тебе в глотку. Но, судя по тому, как ты рассуждаешь о поппадамах, ты легко можешь неверно истолковать то, что увидишь.
Пэли вспыхнула и стала еще краснее, чем обычно.
— И поэтому можешь вмешаться некстати, — согласился Мэрдолак. — И можешь сделать что-нибудь такое, о чем нам всем потом придется пожалеть.
— Все в порядке, Пэли, — пробормотала я. — Правда, папа лучше знает.
— Думай о поппадамах, — повторила Креденс. — Будь хорошей большой сестрой, а? Покажи пример.
— Проклятье, — выругалась Пэли и проглотила свою порцию.
Креденс тронула ее за руку:
— Послушай меня: найди тихое местечко, сядь и успокойся. И можешь смотреть на занятия любовью, если хочешь. Это всегда интересно наблюдать.
Действительно, те, кто снял одежду, уже заняли одно из углублений и нежно приступили к любовным играм.
— Все идет по расписанию, —
Из тех культистов, что были еще одеты, одна женщина лежала навзничь на циновках. Другая стояла на коленях. Третья сидела сгорбившись. Некоторые еще стояли и выглядели так, будто собирались стоять и дальше. Именно тогда я поняла, почему многочисленные окошки были такими крошечными и непрозрачными. Должно быть, для того, чтобы участников не ослепило, когда они будут в замедленном состоянии, если солнце станет светить им в глаза, но никого из наблюдателей не окажется рядом.
Пира-па вручила мне и папе наши стаканы с темной выпивкой. Потом подняла свой.
— Мы втроем должны взяться за руки. Я надеюсь, что мы сможем общаться таким образом при остановке времени. То, что ты жрица, сильно повышает вероятность этого.
— Правда? Но мне почти ничего не видно из-за живота папы.
— То, что ты ищешь, ты увидишь внутри себя.
— Ладно! Будем здоровы!
Я выпила. Они тоже. Шуши взяла у нас стаканы. Пира-па, папа и я взялись за руки.
Первое, что я поняла о наркотическом опьянении, было то, что это продолжалось бесконечно долго. Но испытание только началось; я это тоже понимала. Границы между двумя состояниями просто не было. Стоило только перейти границу, то есть как только я поняла, что изменение началось, она ушла в бесконечность, исчезла. Ближайшее прошлое пропало. Я думала о приближающемся безвременье.
Теперь мне понятно, откуда у папы появилась идея о том, что наше осознание себя личностью всплывает из тумана, который впоследствии скрывает от нас знание о том, кем мы были, прежде-чем-мы-были. Мои собственные ощущения были похожими. Я попала во Время — разновидность абсолютного времени — путем утраты соприкосновения с реальным временем. Это была такая же разновидность «никогда-всегда», как та, что я испытала в пространстве-Ка в моем сумасшедшем полете с Земли домой.
Действительно, на какой-то момент (но момент какой протяженности?) потом и сейчас соединились совершенно бесшовно. События прошлого и настоящего стали единым целым. Все, что происходило в реальном времени в период между отдельными мгновениями, стало округлой заводью событий — что-то отжималось из потока «никогда-всегда».
На секунду (какого порядка?) я подумала, что поняла, как мне удалось вернуться назад во времени. Я не скользнула назад по лестнице лет, по которой все остальные должны взбираться вверх. Я просто всплыла вверх по течению оттуда, где события из заводи снова вливаются в общий поток, и туда, где поток только разливается в заводь, так как обе точки в пространстве «никогда-всегда» лежат рядом.
Когда это происходило, я была мертва, оторвана от мира. Сейчас, однако, мир противостоял мне — главным образом в форме живота Мэрдолака, его коротких толстых пальцев, вцепившихся в пальцы Пира-па (мне это было видно), участка золоченой стены и поодаль — окна из вощеной бумаги в раме кроваво-красного дерева.