Книга Дины
Шрифт:
Потом вышла в буфетную и вернулась оттуда с бокалом темного вина.
— Ну-ка выпей! — велела она, поставив бокал перед Фомой, и снова занялась своими делами.
Фома попробовал вино и, чтобы скрыть, как он растроган ее заботой, воскликнул:
— Хорошо, аж чертям тошно!
Олине мрачно проворчала, что уже давно догадывалась, у кого Вениамин подцепил это безбожное выражение.
Фома слабо улыбнулся ей.
В кухне было тепло и уютно. От пара, запаха пищи и гула, доносившегося из столовой, его
Но какая-то часть его сознания по-прежнему бодрствовала.
Дина на кухню не выходила.
Стине увела детей. Некоторое время еще слышался упрямый голос Вениамина, перебиваемый сердитым голоском Ханны. Потом наверху все затихло.
Дагни, матушка Карен и графиня пили кофе в гостиной.
Дина заняла кушетку в курительной, она курила сигару и сама подливала себе вина. Изумленный граф долго смотрел на нее, потом продолжил беседу с мужчинами.
Через некоторое время пробст мягко попросил Дину:
— Фру Дина, хорошо бы вы помогли нам настроить нашу фисгармонию.
Он отличался способностью не замечать огрехов в поведении Дины. Как будто знал, что она обладает другими, более ценными качествами.
Пробст считал, что людей в Нурланде надо принимать, как принимают времена года. Ну а если они тебя раздражают, сиди дома.
Жена пробста придерживалась последнего правила, а потому и не нашла в себе сил приехать в Рейнснес, чтобы отпраздновать возвращение Юхана.
— Я не очень хорошо разбираюсь в фисгармониях, но попытаюсь, — отвечала Дина.
— В последний раз у вас получилось очень хорошо, — сказал пробст.
— Ну, это смотря на чей слух, — сухо заметила Дина.
— Конечно, конечно, я понимаю. Вы у нас тут самая музыкальная… Благодаря господину… Забыл, как его звали? Помните, ваш учитель, который привил вам любовь к музыке?
— Лорк.
— Совершенно верно. А где он теперь?
— Возвращается в Рейнснес. Вместе со своей виолончелью… — прибавила Дина. Едва слышно.
— Как интересно! И как приятно! Когда же нам его ждать?
Дина не успела ответить, пробстом уже завладел граф.
Юхан сидел со стариками, он оказался в центре внимания, не прилагая к тому никаких усилий. В его тихом голосе слышался живой интерес. Он то и дело бессознательно поправлял рукой светлые упрямые волосы. Но они тут же снова падали ему на лоб.
Юхан сильно изменился за эти годы. И не только внешне. Он и говорил теперь совершенно иначе. Употреблял в разговоре много датских слов. И держался так, будто он здесь посторонний. Казалось, он не узнает дома. Он ни к чему не прикасался. Не бегал из комнаты в комнату, чтобы посмотреть, какие произошли перемены. Если не считать пожара, он еще ничего не видел.
Андерс расспрашивал его о Дании. Принимал ли Юхан участие в политических
— Нет, — словно стыдясь, ответил Юхан.
— Небось датчане ликовали после битвы при Истеде? Им, верно, приятно, что они одержали такую победу над немцами, — сказал Жуковский.
— Думаю, приятно, — ответил Юхан. — Правда, присоединение Шлезвига к Дании не совсем естественно. Другой язык, другая культура.
— Кажется, это была мечта короля Фредерика? — спросил Жуковский.
— Да, и националистов, — ответил Юхан.
— Я слышала, что исход войны решил царь Николай? — сказала Дина.
— Да, он пригрозил пруссакам войной, если они не уйдут из Ютландии, — сказал Жуковский. — Но помог и новый закон о воинской повинности в Дании.
Они продолжали беседовать о новом политическом расцвете Дании.
— Я вижу, вы хорошо разбираетесь в политике, — заметил ленсман Жуковскому.
— Кое-что слышал, — улыбнулся тот.
— В Дании мало кто разбирается в политике так же хорошо, как господин Жуковский, — с уважением сказал Юхан.
— Благодарю вас.
Дина наблюдала за Жуковским.
— Матушка Карен опасалась, что война и демонстрации помешают Юхану вернуться домой, — заметила она.
— Меня политика мало интересует, — сказал Юхан. — Кому нужен какой-то богослов.
— Не скажите, — возразил пробст. — Но вы вернулись, и это главное.
— Богослов богослову рознь, — скромно сказал Юхан. — Меня едва ли можно считать заметной политической фигурой. Другое дело — наш пробст!
— Ну-ну! — добродушно улыбнулся пробст. — Я тоже не имею отношения к мирской власти.
— Осмелюсь с вами не согласиться, — вмешалась Дина. — Все-таки имеете…
— Каким же образом? — полюбопытствовал пробст.
— Когда наши власти делают что-то, что вам кажется несправедливым, вы высказываете свое мнение, хотя это дела сугубо мирские.
— Бывает, конечно…
— И добиваетесь своего, — мягко продолжала Дина.
— И это случается, — улыбнулся пробст, он был польщен.
Разговор принял неопасное направление. И ленсман начал рассказывать о местных делах и распрях.
Андерс больше других дивился на Юхана. Он не находил в нем ничего от того мальчика, который вырос у него на глазах. Наверное, это объяснялось тем, что Юхан слишком молодым уехал из дому. К тому же здесь сейчас собралось чересчур много народу.
Андерс видел, как матушке Карен тяжело было за столом занимать своего внука-пастора. Она с трудом находила тему для беседы.
Юхан был вежливый, приветливый, но чужой.
Выкурив свою короткую трубку, пробст извинился, благословил всех и отбыл домой. Сказав, что музицирование он вынужден отложить до другого раза.