Книга Духов
Шрифт:
Из-за отсутствия особого слова для каждого из двух других понятий, мы называем жизненным началом принцип матерьяльной и органической жизни, каков бы ни был его источник, для всех живых существ, от растений до человека. Поскольку жизнь может существовать и при отсутствии мыслительной способности, то жизненное начало есть вещь от души отличная и независимая. Слово «жизненность» не выразило бы этой же самой идеи. Для одних жизненное начало есть свойство материи, некое следствие, коие производится, когда материя находится в определённо данных обстоятельствах; согласно другим, и это самая общая идея, оно заключается в неком особом флюиде, разлитом во всей Вселенной и от коего всякое существо поглощает при жизни и усваивает себе некоторую часть, наподобие неживых тел, поглощающих свет; это был бы тогда жизненный флюид, который, согласно некоторым
Как бы то ни было, есть факты, отрицать которые невозможно, ибо они являются результатом наблюдения. И это то, что органические существа содержат в себе некую внутреннюю силу, производящую явление жизни, покуда сила эта существует; что матерьяльная жизнь обща для всех органических существ и независима от ума и мысли; что ум и мысль суть способности, присущие некоторым родам органических существ; наконец, что среди органических существ, одарённых умом и мыслью, есть такой род, который одарён и особым нравственныи чувством, дающим ему неоспоримое превосходство над другими, это – род человеческий.
Понятно, что при всей многозначности слово «душа» не исключает ни матерьялизма, ни пантеизма. Сам спиритуалист может вполне понимать душу согласно одному или другому из этих двух определений, без ущерба в отношении отдельного нематерьяльного существа, которому он в таком случае даст какое-либо иное название. Таким образом, слово это не является носителем одного взгляда; оно неуловимый и неопределённый символ, с которым каждый обходится по своему усмотрению; отсюда исток такого множества нескончаемых споров.
Путаницы можно было бы также избежать, если, пользуясь во всех трёх случаях словом «душа», добавлять к нему определяющее его прилагательное, которое специализировало бы как точку зрения, с коей слово это рассматривают, так и употребление, ему даваемое. Тогда это родовое, корневое слово, представляющее одновременно принцип матерьяльной жизни, ума и нравственного чувства, различалось бы, как различают, например, газы, добавляя к слову «газ» определительные слова «водород», «кислород» или «азот». Можно, стало быть, сказать, что самое лучшее определение – это жизненная душа для принципа матерьяльной жизни, разумная душа для умственного принципа и спиритическая душа для принципа нашей индивидуальности после смерти. Как можно видеть, всё это вопрос сугубо терминологический, хотя и очень важный: без знания его здесь нелья понять друг друга. Согласно сему, жизненная душа обща всем органическим существам: растениям, животным и людям; душа разумная была бы достоянием животных и людей, а душа спиритическая принадлежала бы одному человеку.
Мы полагали, что нам должно тем более настаивать на этих объяснениях, что спиритическое Учение естественно покоится на существовании в нас некоего существа, независимого от материи и переживающего тело; поскольку слово «душа» часто встречается в этом сочинении, было крайне важно определить тот смысл, который мы придаём ему, дабы избежать всякого превратного понимания.
Перейдём теперь к главному предмету этого предварительного наставления.
III
Спиритическое Учение, как и всё новое, имеет своих сторонников и своих противников. Мы сейчас попытаемся ответить на некоторые из возражений этих последних, анализируя весомость движущих ими побуждений, но не имеем притязаний убедить всех, ибо есть люди, считающие, будто знание – исключительно их достояние. Мы обращаемся к людям доброй воли, людям без предвзятых идей или, во всяком случае, непредубеждённым, но искренно желающим просвещения, и мы покажем им, что большинство возражений, выдвигаемых против Учения, происходит от неполного наблюдения фактов и суждения, составленного с избытком лёгкости и поспешности.
Прежде всего в немногих словах напомним о поступательно нарастающем характере явлений, давших рождение этому Учению.
Первым наблюдавшимся фактом было приведение в движение различных объектов; его просторечно обозначили названием вертящихся столов или пляски столов. Это явление, которое, повидимому, сперва наблюдалось в Америке или, скорее, возобновилось в этой стране, – ибо история показывает, что в действительности оно восходит к самой глубокой древности, – сопровождалось необычными звуками и стуками, появлявшимися безо всякой видимой причины. Оттуда это явление быстро распространилось в Европу и другие
Если бы это явление ограничивалось движениями матерьяльных предметов, то оно могло бы объясняться какой-нибудь чисто физической причиной. Мы далеки от того, чтобы знать все оккультные силы природы или все свойства тех, коие нам известны; электричество, между тем, каждый день до бесконечности умножает ресурсы, доставляемые человеку, и, по всей видимости, должно озарить науку светом нового знания. Нет, стало быть, ничего невозможного в том, что электричество, видоизменённое некоторыми обстоятельствами, или какой иной неведомый фактор не оказались бы причиною этого движения. Когда собирается несколько человек, то действие силы тем увеличивается, что, видимо, должно бы поддержать эту теорию, ибо можно было бы рассматривать такое собрание как некоторую многочастную батарею, мощность которой прямо пропорциональна числу элементов.5
Круговое движение не имело в себе ничего чрезвычайного: оно существует в природе; все звёзды движутся по кругу, и мы могли бы, значит, в малом масштабе иметь отражение общего движения Вселенной или, вернее сказать, некая не известная до сей поры причина могла при определённых условиях случайно произвести для малых предметов некий ток, аналогичный тому, который приводит в движение миры.
Но движение не всегда было круговым; оно зачастую бывало скачкообразным, беспорядочным, предмет с силою сотрясался, переворачивался, уносился в каком-либо направлении и, вопреки всем законам статики, отрывался от земли и зависал в воздухе. В этих фактах ещё нет ничего, что не могло бы объясниться действием некоего невидимого физического фактора. Разве не видим мы, как электричество опрокидывает здания, вырывает с корнем деревья, отбрасывает вдаль самые тяжёлые тела, притягивает их или отталкивает?6
Необычные звуки, стуки, если предположить, что они не являются одним из обычных следствий растяжения древесины или какой иной случайной причины, вполне могли быть произведены накоплением скрытого флюида: разве электричество не производит самых сильных звуков?
До сего предела всё, как видно, может войти в разряд чисто физических и физиологических фактов. Не выходя даже из данного круга идей, можно убедиться, что во всём этом имелся предмет для серьёзных исследований, достойных того, чтобы привлечь к себе внимание учёных. Почему же этого не произошло? Затруднительно сказать, но, должно быть, это связано с причинами, коие среди тысячи подобных фактов доказывают ветреность ума человеческого. Прежде всего, сама по себе обыденность главного предмета, послужившего основою для первых опытов, не может, видимо, не быть принята здесь во внимание. Какого только влияния одно отдельное слово ни имело порой на вещи самые серьёзные! Несмотря на то, что движение могло быть сообщено любому другому предмету, мысль о столах возобладала несомненно потому, что это был предмет самый удобный, и потому, что люди естественным образом садились более вокруг стола, нежели вокруг какой иной мебели. И люди незаурядные, надо сказать, порою настолько инфантильны, что нет ничего невозможного в том, что некоторые избранные умы сочли ниже своего достоинства заниматься тем, что было принято называть пляскою столов. Вероятно даже, что если бы феномен, обнаруженный Гальвани, наблюдался людьми заурядными и оставался бы обозначаем неким бурлескным названием, то он бы всё ещё находился бок о бок с волшебною палочкой. Какой бы, в самом деле, учёный не почувствовал себя оскорблённым и униженным, занимаясь пляскою лягушек?7
Некоторые из них, однако, достаточно скромны, чтобы признать, что природа вполне могла ещё не сказать им своего последнего слова, и пожелали, для очистки совести, в том убедиться; но случилось так, что феномен не всегда отвечал их ожиданиям, и из-за того, что он не всё время производился по их воле и согласно их способу экспериментирования, они рассудили, что это даёт им основание отрицать его; но, несмотря на их вето, столы, поскольку столы существуют, продолжают вертеться, и мы можем сказать вместе с Галилеем: «И всё-таки они вертятся!» Скажем больше того: факты настолько умножились, что имеют сегодня права гражданства, и дело лишь за тем, чтобы найти им рациональное объяснение.