Книга Джо

Троппер Джонатан

— Ты такой милый, — сказала она. — Как так вышло, что у тебя нет девушки?

— У меня с долгими отношениями сложности.

— Как это?

— Да никто не хочет со мной их завязывать.

Она засмеялась:

— Да ладно! С таким-то красавчиком?

— Представьте себе, — ответил я с усмешкой.

Она села, и я увидел впадинку, показавшуюся в вырезе кофты. Безумие какое-то: ну как простая вертикальная черточка может запустить такую мощную химическую реакцию в нижней половине моего тела! Люси грустно смотрела на меня некоторое время, словно хотела что-то сказать,

но потом передумала и закусила губу. И тут же стала выглядеть до смерти усталой.

— Я рада, что вы с Сэмми подружились.

— Я тоже.

— Нет, я хочу сказать, я рада, что, когда начнется школа, у него будет такой друг.

Она оглянулась, а потом наклонилась вперед, и я увидел, как линия в вырезе разделяется на две симметричные дуги. Случись в эту минуту эрекция, скрыть ее было бы невозможно: вспучив мокрые плавки, она дала бы о себе знать как назойливый незваный гость. Люси заговорила тихим шепотом, а я отчаянно молился, чтобы вялость внизу не проходила.

— У него всегда были проблемы в школе, — сказала она. — Ребята иногда бывают очень жестокими.

— Все будет в порядке, — неуклюже ответил я.

— Ты ведь будешь за ним присматривать?

— Мы оба будем.

Мне не нравилось, к чему стал клониться разговор, и Люси это почувствовала. Она слегка кивнула и снова откинулась на диване.

— Не говори ему, что я это сказала.

— Ну что вы, — произнес я более выразительно, чем намеревался, и она хихикнула.

— Не хотела тебя задерживать, — сказала она.

— Как и все остальные знакомые мне женщины.

— Ну, будь я на пятнадцать лет моложе… — поддразнила она меня.

— Я бы был вам не ровня, — ответил я, и она снова засмеялась.

Когда я вышел из дома, Уэйн и Сэмми были в воде; они жарко целовались под мостками, мускулистая рука Уэйна покоилась на тощем плече Сэмми. Головы их покачивались волнообразно в такт ритмичному движению губ. Из воды показалась рука Сэмми; он нежно погладил Уэйна по лицу. У меня подогнулись колени, я почувствовал непреодолимое желание провалиться сквозь землю. Хорошо бы, конечно, если бы я был из тех, кто способен в такой ситуации разбежаться и по-хулигански плюхнуться рядом с ними с воплем «А ну, подвиньтесь!». Они бы точно это оценили, но я просто физически не мог этого сделать. Одно дело знать, совсем другое — увидеть ту страсть, с которой они целовались.

Я тихо отступил назад и вернулся в гостиную, где Люси курила, лежа на диване, и встревоженно смотрела в потолок.

— Я решил еще немного тут побыть, — сказал я.

Люси посмотрела на меня внимательным взглядом длиной в небольшую вечность, и в глазах у нее читалась смесь испуга и смирения. Потом она села и разгладила место на диване рядом с собой.

— Присядь, — сказала она с улыбкой, гася окурок в пепельнице на журнальном столике. — Я принесу тебе кока-колы.

Она обошла диван и остановилась, слегка похлопав меня по голому плечу, и пальцы ее на какое-то мгновение задержались там.

— Джо, — сказала она из-за моей спины.

— Ага.

— Ты действительно очень милый.

— Ага.

Я не обернулся, потому что не хотел, чтобы она увидела,

как я плачу.

Последний день каникул подкрался одной темной ночью с коварством домушника, и когда мы проснулись, то обнаружили, что лето украли у нас прямо из-под носа. Из бассейна Хаберов слили воду, его подготовили к зиме и накрыли чехлом, и то же случилось с Люси, бикини которой, к моему полному отчаянию, также были убраны до весны. Первый день выпускного класса зловеще замаячил на горизонте в виде невнятной черной тучи.

Три года тому назад, накануне начала старшей школы, мы с Уэйном взломали замок на пожарной лестнице буш-фолской средней школы и поднялись на крышу. Мы сидели вдвоем на огромном белом куполе, откуда открывался вид на школьный двор, и под пачку «Данхилла» размышляли о предстоящем учебном годе. С тех пор это стало у нас ежегодным ритуалом, с небольшим отклонением в предпоследнем классе, когда Уэйн заменил наш всегдашний «Данхилл» на марихуану, закупленную у заики-заправщика с городской бензоколонки. Это был перебор, чуть не стоивший нам жизни, Уэйн тогда едва не слетел с купола, потащив и меня за собой, — под действием травки мы с трудом смогли удержать равновесие. Тогда нам пришлось проторчать на крыше до рассвета, в ужасе вжимаясь в гладкую гипсовую поверхность купола, пока звезды над нами не перестали носиться с таким видом, как будто вся галактика пребывала в страшной ломке. После этого мы сошлись на том, что со следующего года будем курить обычные сигареты.

На этот раз я не рассчитывал на то, что Уэйн выкурит со мной нашу ежегодную сигарету, но меня мучила какая-то меланхолия, какое-то смутное чувство, что это время уходит безвозвратно, и я решил забраться на крышу в одиночестве. Надежно угнездившись на куполе, я закурил и в задумчивости посмотрел на город. Несмотря на то что к моему смехотворному списку друзей в этом году добавился Сэмми, я чувствовал себя как никогда одиноко. Откинувшись назад, я стал разглядывать звезды и подумал о маме: интересно, смотрит ли она на меня сейчас. И жутко расстроился, оттого что она может увидеть меня в таком плачевном состоянии, если, конечно, посмотрит.

Послышался легкий шелест — ткань скользнула по камню, — и рядом со мной взгромоздился немного запыхавшийся Уэйн.

— Какого хрена? — произнес он, тяжело дыша, ко лбу прилипли мокрые от пота светлые волосы. — Десять минут подождать не мог?

Я улыбнулся и зажег ему сигарету от своей.

— Я думал, ты не придешь.

— Ты что, козел? — ответил Уэйн, принимая сигарету. — Я свято почитаю традиции.

— А я думал, ты и читать-то не умеешь.

— А за такие слова можно очень здорово грохнуться.

— Прости.

— Итак, — произнес он, поднимая сигарету как бокал, — за выпускной класс!

— За выпускной класс, — сказал я, ужасно радуясь, что Уэйн пришел, что мы снова, как в старые добрые времена, тусуемся вместе. От этого возникло ощущение, что, несмотря на то, как безумно стало все вокруг, жизнь еще может вернуться в свое прежнее, нормальное русло.

Уэйн сделал длинную затяжку и как будто оценивающе оглядел меня.