Книга Гауматы

Мийа Алла

Дрю выглядывает кого-то среди компании тихо переговаривающихся курящих шоферов. Я словно тень, следую за ним по пятам.

– Мы ищем МАРИКУ.

– Так зовут шофера?

– Нет, – усмехается он, – так зовут грузовик!

Засмотревшись на разношерстную компанию водителей и их видавшие виды грузовики, теряю Дрю из виду. Один из шоферов особенно колоритный привлекает мое внимание. Коренастый неопрятный цыган килограммов двести весом с кудлатой бородой, лохматой нечесаной шевелюрой и золотым передним зубом. Именно такой цыган, каким пугают детей.

Вот уже первый грузовик трогается с места, за ним спешит второй, третий… Слышу, что Дрю зовёт меня. Карабкаюсь по ступенькам на борт подъехавшей Марики, красно-ржавого тягача, волочащего длинный тентованный полуприцеп, просевший от перегруза. Дверца за мной захлопывается.

Мое путешествие в тысячелетний город-базар

магов Хош начинается с того, что я оказываюсь на крайнем из трех сидений в кабине пропахнувшего соляркой старого автомобиля. С другого края, положив огромные ручищи на широкий, обтянутый кожей руль, Марикой правит тот самый страшный цыган. Дрю, который устроился между нами, сосредоточен на создании проходов. На спальнике сзади свернута давно требующая встречи со стиральной машиной постель, сверху брошена большая потертая сумка. Лобовое стекло украшено по контуру нелепой бардовой бахромой. В довершение всего, на пыльной торпеде, вместо обычной бессмыслицы вроде машущих рукой пластмассовых животных, сидит живой человечек ростом с палец. Толстый, бородатый и лохматый, словно уменьшенная копия нашего водителя, человечек одет в синюю рабочую робу механика. Он примостился спиной к нам, обхватил крошечные колени миниатюрными ручками и, покачиваясь в такт выбоинам в асфальте, мурлыкал протяжную грустную песню.

– Шигномануш, – поясняет Дрю, склонившись к моему уху, – как бы домовой в Марике.

Это были единственные слова, произнесенные до самого Хоша. Шофер, чьего имени я так и не узнала, без передышки курил и, почти не моргая, следил за изменениями дороги. Мне оставалось глядеть по сторонам и дивиться, как, подчиняясь построенным Дрю коридорам проходов, трансформируется пейзаж.

Лесная дорога плавно сузилась, стала грунтовкой, а деревья отступили. В углублениях долины, нарезанной квадратами возделанных полей, замерцали блуждающие огни. Дорога зазмеилась по берегу неспешной реки, несущей воды под сплетенными ветвями старых замшелых плакучих ив. Лучи фар выхватили яркие, как прожектора, глаза вылетающих из воды крылатых рыб. Стоило дороге резко уйти вправо, как небо прояснилось, и серебряный диск луны показался из-за далекого города на вершине холма. Еще поворот – и в предутреннем тумане открылся вид на заросшую плющом рощицу и мрачные руины заброшенного города. Но вскоре лунный свет скрылся за налетевшим облаком. В тростнике по болотистым обочинам завозились какие-то твари, потревоженные нашим появлением. Туман сгустился, словно мы въехали в клубящееся молоко, свет фар выхватил каменные опоры широкого виадука. Дорога снова изменилась, покрылась выщербленным асфальтом, туман рассеялся, а над нами угрожающе нависли черные скалы. Но вот уже не по асфальту, а по укатанному булыжнику, мы петляли по горному серпантину, и дорога сужалась до такой степени, что едва можно было разминуться со встречной нагруженной мешками и запряженной мулами телегой с сонным погонщиком. Внезапно свет фонарей разорвал рассветный мрак. Мы мчались по шикарной шестиполосной автостраде, нас обгоняли автомобили с номерными знаками неведомых стран. Но люкс от ровной дороги длился недолго, и последние двадцать минут путешествия прошли по скользкому заледенелому зимнику, лишь белая, снежная гладь простиралась до самого фиолетово-розового горизонта.

Также внезапно, как и появились, ледяные ухабы исчезли из-под колес. Алычовые рощи вдоль обочины, кизиловые заросли, яркий свет городских огней вдали и длинный хвост из медленно ползущих грузовиков впереди, говорили, что мы приехали. Неразговорчивый цыган сбавил скорость, наш грузовик подполз к последнему в очереди из сотен таких же, тянущих за собой минимум по двадцать тонн груза каждый, остановился и заглушил мотор.

Наш путь, таким странным образом повторяющий траекторию Великого Шелкового, завершен. Дрю потягивается, и, перегнувшись через мои колени, помогает открыть тяжелую дверцу.

Яркая, круглая, как монета, луна вернулась на светлеющее небо, утыканное бриллиантовой россыпью звезд. Черные зубцы гор, а на востоке над ними – огненно красная полоса. День просыпается. Вместо ожидаемой утренней свежести, волна душного южного воздуха окатывает меня и заставляет торопливо распрощаться с курткой. Хош находится намного южнее Парижа!

Дрю выпрыгивает из кабины вслед за мной.

– Шофер будет ждать разгрузки. Завтра после полудня он заберет нас на парковке. Мы с тобой пройдем в Хош через Алые Ворота, они – для пешеходов.

Проходим вдоль шоссе, сворачиваем на тропку, срезаем угол, оставляя позади хвост ожидающих разгрузки грузовиков. Через несколько шагов оказываемся перед

шлагбаумом, перекрывающим еще одну дорогу, поуже, где толпится пробка из легковушек и микроавтобусов. После шлагбаума дорога заканчивается высокой аркой с распахнутыми огромными воротами в сложенной из красного камня городской стене. Дрю подгоняет меня, объясняя, что после восхода все торговые места на базаре будут заняты, и как я ни стараюсь остановить взгляд на великолепии мавританских ворот и разобрать надпись над входом, ажурная красота архитектуры ускользает от моего беглого взгляда. Мы перепрыгиваем через шлагбаум. Бегом влетаем за стены города. Проносимся, расталкивая гомонящих в тающем сумраке ночи таких же, как и мы, приехавших в Хош торговцев. Пробегаем по лабиринту узких улочек и лавчонок по одному ему известному маршруту. Влетаем на небольшую площадь, тесно уставленную деревянными прилавками, и останавливаемся у одного, широкого и длинного торгового стола. Половина его, отчерченная белой краской, уже занята усатым дядькой. Вторая половина дожидается нас.

– Эта площадь называется – Площадь Редкостей. И запомни номер стола: 3113. Всегда будешь стоять здесь!

– Почему?

– Потому что этот номер приносит удачу!

– Как скажешь. А где же наш товар? – интересуюсь я, разглядывая, как заботливо усатый раскладывает на прилавке какие-то коробочки. Только сейчас я обратила внимание, что Дрю приехал налегке, с маленьким рюкзаком за плечами, размером не больше моего!

– В этом-то все и дело! – подмигивает он. – Я торгую тем, что из Парижа не привезешь! Тем, что даже в Хоше невозможно достать.

– Если достать невозможно, то, что мы здесь делаем? – недоумеваю, рассматривая, как старательно сосед по прилавку заполняет каждый сантиметр стола.

– Ладно! Невозможно, но не для всех. Я перекупаю товар оптом прямо в Хоше. Ты останешься дожидаться сборщика платы за место, а я схожу за товаром на склад.

Он снимает куртку, сворачивает и прячет под стол вместе с рюкзаком. На пальмах, нарисованных на его футболке, на солидной серебряной цепочке висит пухлый кожаный мешочек. Такие же мешочки я успела разглядеть у всех торговцев в Хоше. Скромные матерчатые, дизайнерские кожаные, расшитые драгоценными камнями, и даже джинсовые и вязаные, со шнурами или цепочками разных мастей. У самых зажиточных, разумеется, толстенные золотые и платиновые. Все они окутаны заклинаниями изобилия разной степени сложности, в каждом заложен оберег от воров. Перед тем как спрятать свой за пазуху, Дрю достает оттуда перламутровую монету и протягивает её мне.

– Плата за место. Отдашь денежному джинну… Обязательно возьми с него квитанцию!

– Зачем?

– Горгоны иногда проверяют, когда устраивают рейды.

– Кто?

– Горгоны – местная полиция.

Прежде чем успеваю спросить что-то еще, Дрю исчезает.

***

Моя бабуля приучила меня, что джинны, созданные из бездымного огня самума, – существа неприхотливые и не требуют какого-либо особого внимания или бережного отношения. Она запросто закатывала их в банки с вареньем или дарила вместе с наборами оздоровительных чаёв. У нас дома расторопные джинны выполняли мелкую работу по хозяйству, мыли посуду, сметали крошки со стола, вытрясали половики. Призывать джиннов её научила старая подруга Зухра, с которой они познакомились, когда бабуля была примерно в таком же возрасте, что и я. Бабушка рассказывала, что роковая страсть к одному археологу-студенту принудила её провести летние каникулы на знойных склонах горного массива Агалык. Там, в живописной долине, спрятанной между хребтами Миранкуль и Сарыкуль, в крошечном ауле на берегу прозрачного ручья проживал местный шаман, Мунаввар-бахши и его дочь, Зухра. Вечная любовь оказалось заурядным курортным романом, а вот знакомство с дочерью шамана превратилось в настоящую дружбу двух ведьм, которая не угасала до сих пор.

Несколько раз в год, к праздникам равноденствия и солнцестояния, Зухра присылала нам щедрые дары юга: спелые гранаты, сушеные финики, домашние медовые сладости для меня и завернутые в пестрый шелк магические снадобья для бабули. Иногда её посылки доходили до нас обычной бандеролью, но чаще с проводниками поездов дальнего следования. В этих случаях мы проделывали долгий путь пешком до Беломудрого камня, оттуда на автобусе до поселка Яаккима, потом на электричке до Финляндского вокзала, чтобы получить заветную коробку и вдохнуть загадочный и манящий воздух южных широт, приехавший в вагоне вместе с пассажирами. Иногда посылки приносили загорелые бродяги-туристы, обутые в мягкие тапочки с закрученными острыми носами, в длинных халатах и с расшитыми тюбетейками на головах.