Книга гор (сборник)
Шрифт:
Оказавшийся в часовне вслед за нами Тимур присвистнул при виде скелетов, подошел к ящикам. С хрустом оторвал одну из досок. Восторженно произнес:
– Крис! Тут, кажется, оружие!
Почему-то нас это даже не взволновало. Не сговариваясь, мы с Крисом стали выбираться наружу. На смену нам мгновенно нырнули Толик с Меломаном. Крис молча подошел к окну, оглянулся, протянул мне тетрадь.
– Давай… Читай.
Вокруг нас были лишь девчонки, ребята рылись среди ящиков. Трещали отдираемые доски. Чему-то шумно восхищался Илья.
– Читай, Дим, – робко сказал Малёк. Он тоже
Почерк был округлым, девчоночьим. Чернила от времени не выцвели, а, наоборот, потемнели.
– «Шестое июля тысяча девятьсот сорок седьмого года, – прочитал я. – Двадцать дней назад мы создали наш Союз…»
Я запнулся. Выглянувший из проема Тимур гордо выкрикнул:
– Крис, здесь два автомата!
– «В окружении враждебных сил капиталистического мира наш остров решил не сдаваться, а поднять знамя пролетарской революции».
Мне было и грустно, и смешно. Но больше, наверное, грустно.
8. Дневник Коммунаров
Этим ребятам, жившим на Островах сорок пять лет назад, пришельцы представлялись марсианами. Да еще они считали, что находятся на Земле, в Тихом океане. Вот и все отличия. Остальное было почти таким же, как у нас. Командир, такой же решительный и смелый, как Крис, – только звали его Мишей. Решение объединить острова – не в Конфедерацию, а в Союз. Даже свой корабль у них был – чуть больше «Дерзкого». И свой предатель, говоривший с пришельцами по «радио в подвале». И мятеж, после которого ребята – они называли себя Коммунарами – оказались запертыми на острове.
А еще у них было оружие, попавшее на остров во время войны. И гибли они чаще – новенькие появлялись на Тридцать шестом каждые два-три дня.
Мы словно шли одной и той же дорогой. Только называли вещи разными именами – у этих ребят были в ходу слова: «вредители», «враги народа», «капиталистические наймиты». История Островов шла по спирали. Даже у этих ребят попытка объединения оказалась не самой первой в истории Островов. Но мы, наверное, не смогли бы заживо замуроваться в самой неприступной комнате замка – часовне, среди старых икон, почему-то не выброшенных Коммунарами. Они сумели, когда поняли, что победить не смогут. Не знаю зачем. Девчонка по имени Катя, писавшая дневник, об этом не упомянула. Словно строчка «мы решили забаррикадироваться в часовне» объясняла все.
Я перелистывал сухие, ломкие страницы и вздрагивал, когда наталкивался на знакомые эпизоды. «Эдик и Витя с Двенадцатого острова затащили Динку в свою комнату и изнасиловали. Тогда Миша с Ринатом взяли автоматы и пошли на мост…»
«Когда мы отступали, Вилли выстрелил из лука и убил Семена. А мы совсем не остерегались, потому что знали, у них патронов нет. А еще думали, что Вилли сын рабочего и с нами. Он оказался фашистом. Ребята взяли мечи и пошли врукопашную…»
«Нас атакуют каждый день. Кричат, что мы затеяли всю эту кашу. Мы хотели лучше, но ничего не получилось…»
Я читал вслух, и вокруг меня собрались все. И Тимур с автоматом ППШ в руках, и Илья, вертевший тяжелый желтый брусок,
«Ник сказал, что я последняя девчонка на острове и должна их всех воодушевлять. Миша сказал, пусть я сама решаю. И я согласилась, только мне противно и совсем не приятно. А Пак смотрит на меня обиженно и говорит, что не хочет. Он это зря, на него я не обижусь…»
«Сегодня кончилась вода, и Ник попытался разобрать камни. Миша молчал, а Пак стал помогать. Но цемент засох, и у них ничего не получилось. Мы, наверное, от голода слабые…»
«Пак вчера застрелился из Мишкиного пистолета. Коммунары так не поступают, но мне его жалко. Я весь день реву».
«Очень воняет, и болит голова. Миша сказал, что свечка последняя, и я больше писать не смогу. Мы старались быть настоящими комсомольцами, но, кажется, у нас не вышло. Если… Когда нас найдет Красная Армия, пусть они разыщут тех, кто назывался марсианцами, и убьют их. Или сделают большой суд, а потом убьют. Меня звали Катя, я училась в седьмом классе. Все».
Записи обрывались. Я посмотрел на Криса, словно он мог что-то добавить. А Крис взглянул на часы.
– На мост! – коротко приказал он. – Нас сейчас накроют прямо в замке.
Тимур, с автоматом наперевес, пошел к двери. За ним потянулись остальные. Прежде чем выйти, я бережно положил дневник на стол.
…Нас не накрыли в замке. Перешедшие уже на нашу половину мостов ребята бросились назад, едва увидев автоматы. Пистолет Тома успел научить их уважению к огнестрельному оружию. Тимур, не выпускающий ППШ из рук, как-то странно смотрел им вслед.
– Жалеешь, что не вышло драки? – спросил я.
– Не жалею. – Тимур протянул мне автомат. – Он не выстрелит, затвор проржавел насквозь.
Я посмотрел на маячившие в безопасном отдалении фигурки. Солнце светило им в спины, превращая в прекрасные мишени.
– Дня через два они это поймут.
– Значит, за два дня нужно придумать что-то другое, – невозмутимо сказал Тимур.
Вечер был из тех неудачных вечеров, в которые устаешь ждать. Нам всем хотелось темноты, перерыва в дежурстве, но солнце все не садилось. А когда наконец наступил вечер и мосты начали, поскрипывая, расходиться, идти в замок уже не хотелось. Толик с Меломаном пошли купаться, Крис с Тимуром уединились на мосту – обсудить военные планы… Я поднялся на сторожевую башню.
Интересно, почему в замках непременно делают башни?
Неужели только для наблюдения, для дозора? Мне кажется, что башня в массивном, огромном замке – это как бы противовес его неуклюжей громаде. Замок обязан быть грозным и неприступным, замок не дом, а комфортабельный вариант блиндажа. Но за толстыми стенами, за тоннами камня и металла остается мечта о красоте. Вот тогда-то и строятся сторожевые башни – каменные иглы, воткнувшиеся в небо, пытающиеся доказать, что и в военной крепости может быть кружевная хрупкость средневековых дворцов. Наверное, даже войне хочется казаться красивой. Даже смерти неприятно ходить в драном саване и с тупой косой…