Книга I "От Одоакра до Карла Великого"
Шрифт:
Тот же воинственный дух иногда побуждает поэтов того времени дерзновенно поднимать голос и против весьма опасных соперников. Так, например, один из северофранцузских поэтов, Гюйо Провенский, не церемонясь, описывает римский двор, «преисполненный тяжкого греха, вместилище злобы, источник всяких пороков». При этом он рассказывает о продаже и перепродаже приходов и церквей, о корыстолюбии и расточительности архиепископов и епископов, о беспутной жизни низшего духовенства, даже
Точно так же и некоторые из немецких миннезингеров обязаны более серьезным содержанием своих стихотворных произведений своему служению определенным политическим убеждениям.
Богиня любви, персонаж поэзии миннезингеров. Резьба по слоновой кости.
Футляр для зеркала. XIII–XIV в.
Но, вообще, эта немецкая лирика рыцарских времен при большом разнообразии внешних форм отличается примечательным однообразием внутреннего содержания: один из немецких исследователей довольно верно сравнивал эту лирику со щебетанием птиц.
Миннезингер Вальтер фон дер Фогельвейде.
Миниатюра из Большой Гейдельбергской рукописи (ок. 1300 г.). Гейдельберг. Университетская библиотека.
Иным духом веет от произведений самого выдающегося из миннезингеров, Вальтера фон дер Фогельвейде, который был ярым сторонником императоров и писал для утехи Филиппа Швабского, Оттона IV, Фридриха II, переполняя свои стихотворения резкими нападками на папу и его ухищрения: его враги недаром утверждали, будто он своими произведениями многие тысячи людей «одурачил и отвратил от Бога и повиновения папе». Таким же горячим сторонником императорской власти являлся и другой миннезингер-сатирик, Фрейданк; в своем произведении, которое он называет «скромным назиданием», этот автор с поразительной по тому времени ясностью указывает на противоречие между учением Христовым, между деятельностью апостолов, с одной стороны, и между практической деятельностью римской церкви. Особенно остроумно и живо он выставляет на вид извращение, которое было допущено папами и высшими сановниками в христианском учении об отпущении грехов, способствовавшее внесению многих злоупотреблений в отношения духовенства к пастве. Но при всех достоинствах нельзя не заметить при разборе этой лирики, что она довольно тяжела и что чувства, положенные в ее основу, скудны и однообразны.
Гораздо более плодотворной и благодарной всюду оказывалась эпическая поэзия. Ее развитие в Германии можно проследить только в самых общих чертах. Народная, первоначальная основа этой поэзии и даже форма, в которой распространяли ее повсюду странствующие народные певцы, естественно, утрачена навсегда: об этой основе, об этих сагах, можно составить некоторое приблизительное понятие по тем произведениям, в которые впоследствии эти саги были введены. Такой переработкой древних народных сказаний является, например, «Вальтари, мощный рукой» — Waltarius топи fortis — поэма, около 930 г. сложенная Эккехардом, монахом знаменитого Санкт-Галленского монастыря. В этом произведении он переложил в латинские стихи, подражая размеру Вергилия, одно из древних народных сказаний героического эпоса. Но в период крестовых походов эпическая поэзия развивается, расширяет свой полет и принимается за разработку все новых сюжетов. Благочестивые легенды и вся область духовных сказаний уступают место светскому роману, который в первых своих образцах в XI в. представляется бедным и по форме, и по содержанию. Мелкие эпические произведения, которые прежде пели народные певцы, заменяются теперь более крупными, основой для которых служат сказания об Александре Великом и о Карле Великом, а также французские, английские, древнеримские и древнегерманские саги.
Бой Александра Великого с химерами.
Рукопись XIII в. Брюссельская библиотека.
Бой Александра Великого с дикими людьми.
Рукопись XIII в. Брюссельская библиотека.
Бой Александра Великого с оборотнями.
Рукопись XIII в. Брюссельская библиотека.
Подобная литература возникает в Германии около 1170 г., и ее существование заставляет предполагать уже известный круг читателей, не просто слушателей. В довольно обширной области подобного рода произведений есть и «Песнь о Роланде» священника Конрада Регенсбургского, и «Песнь об Александре» священника Лампрехта из Трира, и переложение «Энеиды», написанное Генрихом фон Фельдеке. Но из общей массы таких произведений выделяются два больших эпоса, — «Песнь о Нибелунгах» и «Кудрун», авторы которых неизвестны, хотя и то и другое, очевидно, относятся в окончательном варианте к штауфенскому периоду (к началу XIII в.). В это время и придворные поэты, подобные Готфриду Страсбургскому
Эта литература ясно доказывает, в какой степени в эти столетия духовный горизонт расширился, а духовная жизнь европейских народов стала богаче и разнообразнее. И мысли, и разговоры людей стали более, чем прежде, вращаться в области мирского. Если в это время слышны обращенные к церкви и духовенству укоры в излишнем увлечении мирскими интересами, то поводом к этому, конечно, была не только жажда власти и обладания у епископов и пап, а и то, что вообще все умы той эпохи обратились главным образом к мирскому. Это направление отразилось и на духовном сословии, которое тем менее имело возможность от него уклониться, что в период крестовых походов было призвано к участию во всех политических и военных делах. Оба сословия — и рыцарское, более и более перерождавшееся в аристократию, и духовное — не враждовали друг с другом. Церковь охотно придает свои формы и рыцарским празднествам, и даже рыцарским забавам. Так, например, церемония вступления в рыцари начиналась с того, что служили обедню; да и вообще образование рыцарства было слишком поверхностно и слишком проникнуто суетностью, чтобы рыцарство могло помышлять о сколько-нибудь серьезной оппозиции по отношению к духовенству и церкви. Более глубокое воззрение на соотношение божеского и человеческого начала скорее возникало в тех слоях народа, где главное содержание жизни составляла суровая трудовая деятельность.
Из этих слоев собственно крестьянское сословие — сословие свободных землепашцев-собственников — в течение многих веков стояло весьма низко по общественному положению. С презрением смотрел рыцарь на крестьянина, который уже давно не носил оружия, и крестьянин отвечал на это презрение со стороны своего тирана глубокой ненавистью и, где было возможно, платил ему за насилие насилием. Крестовые походы не улучшили быт этого слоя населения, хоть за это время и заметен некоторый прогресс в улучшении обработки земли. И вообще говоря, древнегерманское свободное земледельческое сословие хотя и удержалось в некоторых местах, однако сильно сократилось и было в упадке. Оно все более и более подчинялось зависимости от посредников, светских и духовных властей и господ и, сверх тягостной службы, которую должно было нести на законном основании под властью этих господ, вынуждено было еще терпеть жестокие насилия и оскорбления от тиранства рыцарей и их различных прислужников.
Сцены крестьянского быта. По миниатюрам из рукописи «Саксонское зерцало». Гейдельберг.
Крестьяне и плуг (вверху) XIII в. Крестьяне при закладке нового селения (внизу): владелец земли, феодал, вручает ее старшине на условиях наследственного оброчного права, что удостоверяется грамотой (где можно прочесть: «ego dei gratia») с подвешенной к ней треугольной печатью.
Само собой разумеется, что при таком стесненном положении это сословие не могло способствовать медленному и спокойному прогрессу общественной жизни: эта миссия главным образом выпала на долю сословия горожан. Чрезвычайно любопытно вспомнить, что по древнегерманскому воззрению всякое огражденное стенами поселенье уже представлялось стеснением личной свободы, а в данное время, напротив, только за толстыми стенами городов и оставалась возможность пользоваться известной личной свободой, столь необходимой для прогресса в общественной жизни.
Возобновление отношений с Востоком и временные завоевания и колонизация в восточных странах благотворно повлияли сначала на итальянские города, как старейшие и наиболее развитые в Европе, а через них на остальные. Итальянские города добились в этот период полной независимости: североитальянские — Венеция, Генуя, Пиза, Милан и прочие ломбардские города обратились в настоящие республики.
Собор в Пизе. Построен Бускетто в 1063–1100 гг. в честь морских, побед, одержанных пизанцами в Средиземном море.
Эта их независимость была результатом тех событий, которые подготовили конец владычеству Штауфенского дома в Италии и в то же время конец могуществу императоров. Насколько и в какой степени эта полная свобода должна была послужить на пользу им самим — это другой вопрос. Ни во Франции, ни в Англии о такой абсолютной свободе не могло быть и речи. Городской элемент во Франции, окрепший еще в те времена, когда Галлия была римской провинцией, рос в тесной связи с усилением королевской власти.