Книга колдовства
Шрифт:
— Но теперь, — продолжал Бру, — мы остановимся на самом процессе. Поверь, это очень важно. Тебе придется посидеть здесь еще несколько минут, хорошо?
Что мне оставалось? Перешагнуть через удава, пригнуть голову, чтобы за нее не задели бесплотные крылья, и распрощаться с алхимиком, сказав ему «adieu»? [78] Нет уж. И я действительно просидела еще несколько минут, стараясь сосредоточиться на том, что говорил Бру. Он обещал быть кратким, и я решила отнестись к его речи со всем возможным внимание — которого мне сейчас, увы, не хватает. Костенеющая рука моей Мисси как будто смеется надо мною, когда я описываю неутомимые
78
Прощай (фр.).
Итак, суть алхимии состоит в стремлении к совершенству, проявления которого столь многообразны. Одним из них является золото, но также…
Лучше предоставлю слово самому Квевердо Бру.
— Стремится ли к совершенству сама природа? — задал он очередной вопрос, чтобы тут же, якобы в поисках ответа, приступить к объяснениям. — От этого в алхимии зависит очень многое. Ежели природа не имеет подобной склонности, никакой алхимик не заставит ее способствовать достижению желанной цели, коим является совершенство. Но она, — продолжал рассуждать Бру, — ищет совершенства, и это неоспоримо. Любая руда, оставленная дозревать в чреве земли, в глубинах ее лона превратилась бы в золото через сотни, а возможно, и через тысячи столетий. Алхимик пришпоривает время, ускоряя естественные процессы. В руках адепта столетие превращается в минуту, как сказал мудрый Тритемиус. [79] Это достижение ничуть не уступает подвигу того древнего бога-кузнеца, который впервые выплавил металл из руды, выковал из него орудия труда, а для этого наперед высек из кремня искру, дабы возжечь огонь, и стал господином огня, тем ускорив процесс, начатый в недрах матери-земли. Кстати, человек подстегнул природу, когда впервые обжег горшки, слепленные из грязи из-под ее кожи. Разве не так?
79
Иоанн Гейденберг (1462–1516) — аббат и оккультист, прозванный Тритемиусом по месту, где он родился, — городу Триттенгейму на реке Мозель в Германии.
— Так, — согласилась я, хотя еще не пришла к однозначному выводу относительно этой «теории совершенства», на которой основывались его рассуждения и к которой он все время возвращался.
— Наша цель проста, — заявил он. — Мы стараемся ускорить природные процессы. Мы стремимся убыстрить движение всего и вся к совершенству.
Я поняла, что он имеет в виду не орудия труда и не обожженные горшки.
— Всего и вся? — переспросила я.
Он сделал паузу и откинулся на спинку дивана, поскольку во время своей речи всем телом подался вперед, как страстный проповедник, обращающий прозелита в свою веру.
— Ты искушаешь меня. Ты хочешь, чтобы я завел речь о бессмертии, — сказал он с лукавой улыбкой, просиявшей в свете оплывших, почти догоревших свечей.
— Ты сам этого хочешь, — возразила я. — И все твои собратья, похоже, чувствуют искушение, но не искушение вести речь о бессмертии, а искушение самим добыть его. Если ваша цель — не золото, а корысть — слишком слабый стимул, чтобы так напрягать силы на протяжении нескольких тысячелетий, то что вами движет? Рядом с другими металлами золото занимает то же место, какое рядом с человеком занимают…
Но Бру не отважился произнести его. Он предпочел окольный путь:
— Совершенные. Отыскавшие философский камень. И познавшие Бога.
— И как ваше совершенство может проявиться в вас, если не сделает вас бессмертными? Разве бессмертие не является для человека мерилом, подобным золоту? Не простого человека, но алхимика.
Похоже, мне опять удалось загнать его в угол, распутав хитросплетения его доводов, потому что он прибег к грубой лести.
— Ах, ведьма, Себастьяна так нахваливала тебя, — пропел он. — Теперь я вижу, что не зря. Истинная правда, ты и проницательна, и умна, и…
— И не услышала бы сейчас такого количества комплиментов, когда б не платье, в котором я сижу перед сеньором алхимиком, — подхватила я. — Так что не стоит слишком рьяно выражать мне свое восхищение, лучше потрудиться закончить поскорей объяснения. Уже ночь на исходе, а у хозяйки гостиницы такой длинный нос, что мне хотелось бы прошмыгнуть в свой номер до того, как наступит рассвет.
— Ты останешься здесь, — произнес Бру так сухо и однозначно, что меня взяла оторопь.
С трудом подавив смешок, я спросила:
— Да неужели?
— Именно так, — парировал он. — Мне нужно…
И он умолк, словно не мог подобрать слов.
— Нужно — что?
Ответа не последовало. После паузы он заговорил:
— Разве тебе не требуется свое жилье, пока ты в Гаване? Дом, где тебя никто не станет беспокоить? Я ведь заметил: ты не любишь, когда тебе докучают. И разве у тебя хватит денег, чтобы обеспечить себе желанное одиночество на постоялом дворе, где полно незнакомцев? Там придется дорого заплатить за уединение.
У меня и вправду было не слишком много денег. Когда я уезжала из своего дома во Флориде, я не думала, что покидаю его навсегда. Но пребывание в Гаване, прежде представлявшееся мне кратким и временным, теперь, когда мне предстояло заняться поисками Каликсто и как-то прояснить ситуацию, связанную с Себастьяной и остальными внезапно открывшимися обстоятельствами, грозило затянуться на неопределенно долгое время. Однако готова ли я ночевать в доме, где вышагивают нахальные павлины, нагло лезущие куда не положено, а вместо луны по ночам светятся летучие мыши? Я по-прежнему не понимала, чего хочет от меня Бру, и вновь спросила его об этом, только другими словами:
— Ну а тебе, тебе-то что нужно? Или в этом доме открыта гостиница для проезжих ведьм?
При этом я попыталась представить себе, что Герцогиня здесь, посреди этого… великолепия. Нет, едва ли такое возможно. Разве что в этом доме скрываются какие-то невообразимые тайны (и ведь так и оказалось).
Удивительно, но Бру ответил прямо.
— Мне нужна ты, — сказал он. Конечно, не как любовник, заламывающий руки от страсти, и не как делец, внушающий: «Я пригожусь тебе, ты пригодишься мне, так давай объединим наши усилия». Нет, он действительно нуждался во мне. Слова прозвучали просто и искренне. Ах, если бы то, что за ними стояло, оказалось таким же простым и ясным! Однако все было не так.
— Да, — повторил Бру, — ты мне нужна. Ибо я ищу нечто большее, чем золото. Мне нужен успех, позволяющий возвыситься…
— Ну да, понятно, возвыситься до следующего состояния. Я помню. Но чем я… Какова моя роль?
— Видишь ли, я вступил в соперничество с природой и стремлюсь ускорить ее процессы, хотя на самом деле не хочу ни золота, ни даже бессмертия. Нет…
Тут он запнулся, не зная, стоит ли продолжать, что было неудивительно: теперь наконец он действительно собирался открыть мне нечто важное. Enfin, Бру прошептал: