Книга Легиона
Шрифт:
Удовлетворенная ответом, Лолита коротко кивнула:
— Постараюсь быть точной. Это было не ссорой, а расставанием. По моей инициативе: он мне стал физически неприятен. Со мной так бывает, и это непреодолимо. Я ему объяснила, он понял и даже не рассердился, воспринял это как дело житейское и, конечно, безо всякой трагедии. Так что, никакой связи между самоубийством и нашими отношениями нет.
— Спасибо за четкость. Я так и думала, это следует и из показаний персонала гостиницы. Кстати, каким образом вы узнали о смерти Громова?
— От секретаря, — пожала плечами Паулс, — в ее обязанности входит отслеживать всех, с кем
— Ну что же, Лариса Генриховна, спасибо. — Мысленно добавив привычную фразу «На сегодня достаточно», Марго достала из сумки блокнот. — Вот мой телефон, если узнаете еще что-нибудь, позвоните. — Она встала. — В следственном заключении ваше имя будет упомянуто один раз, в числе прочих контактов покойного.
— Хорошо. — Паулс тоже встала и рассеянным жестом протянула Марго визитную карточку. — И вы, если что, звоните. И не называйте меня Ларисой Генриховной, я терпеть не могу этого имени. Все зовут меня просто Лола.
— А меня все зовут просто Марго. Договорились?
Марго на долю секунды замешкалась, прикидывая, следует ли прощаться с Паулс за руку, но, к ее удивлению, та протянула руку первая. Учитывая разницу в возрасте и отменное воспитание Паулс, это означало одно: ей хотелось обменяться рукопожатием с Марго. Но проделала она это как-то странно: сначала прикоснулась к ней осторожно, словно готовясь тут же отдернуть руку — так ведут себя люди, когда касаются оголенного провода, не зная, под током он или нет, — и только убедившись в отсутствии напряжения, вложила свою ладонь в руку Марго. От нее исходило приятное обволакивающее тепло, и отпускать ее не хотелось — не зря, видно, к ней так льнут мужики.
— Вы всегда оцениваете людей на ощупь? — усмехнулась Марго.
— Да, — виновато улыбнулась Лола, — осязанию я доверяю больше всего. — Она, продолжая улыбаться, кивнула Марго и направилась к выходу, вроде бы не спеша, но быстро — вероятно, желая избежать продолжения разговора на улице.
Оценивая результаты встречи, Марго не могла решить, кто же выиграл первый раунд общения. На многое она не рассчитывала, не сомневаясь, что Паулс обладает мощной броней, в которой предстоит искать щели и слабые места. Но девчонка оказалась умна и воспитана — настолько, что даже не показала эту броню. Марго подумала, к собственному удивлению беззлобно, что хорошее воспитание — тоже род оружия, которым богатые, из тех, кто поумнее, снабжают своих отпрысков. Но достигнуто было главное — путь к дальнейшим контактам теперь открыт. Ведь женским нюхом почуяла — ей придется с Марго иметь дело, и дала понять, что не против. И решающую роль сыграла эта странная проверка на ощупь. А вот готовность общаться — что она значит: нет за ней ничего криминального или любит рисковую игру? Задачка… Впрочем, каждый следователь время от времени сталкивается с такими дилеммами.
В любом случае Марго могла теперь не спеша обрабатывать Паулс, вопрос был только в том, с какой скоростью сжимать вокруг нее кольца. Она дала ей ровно неделю передышки, а потом позвонила в офис к концу рабочего дня.
— Лариса Генриховна… прошу прощения, Лола… это Софронова… ну, следователь, Марго… У меня есть для вас новости.
— Хорошие или плохие? — В голосе Паулс не прозвучало ни малейшего беспокойства.
— Скорее, странные. Иначе не назовешь.
— Отлично. Вы где?.. Вот и хорошо, значит на набережной… Нет, нет, я подъеду, не напрягайтесь.
Марго намеренно
Лола, усевшись в кресло водителя, гостеприимно распахнула дверцу для Марго:
— Садитесь. Я подумала, знаете что? Разговор ведь у вас не простой, по глазам вижу. А всякие там кафе ужас как надоели. Поехали лучше ко мне, годится?
В активном радушии Паулс было что-то обидное, и подыгрывать ей не хотелось, но поскольку визуальный осмотр квартиры входил в перспективные планы Марго, она молча кивнула.
Дома, давая возможность Марго осмотреться, Лола занялась обустройством стола. Из спиртного были предложены лишь крепкие напитки, коньяк и водка, чем Лола, по-видимому, давала понять, что не забывает о деловом характере визита.
Давно уже зная, что еда и выпивка для Лолы — такой же язык общения, как и обычная речь, Марго выбрала коньяк, чтобы напомнить не только о деловом, но и отчасти официальном характере своего здесь присутствия.
— А я, с вашего позволения, водки, — Лола налила себе мужскую по объему стопку из запотевшей бутылки «Абсолюта», — день был тяжелый.
Лола болтала о пустяках, оживленно, но ненавязчиво, время от времени делая паузы, тем самым предоставляя Марго самой выбрать момент для начала содержательной фазы беседы. Та же осознала внезапно, до чего ей обрыдли хорошие манеры хозяйки дома, и из непонятного упрямства никак не могла воспользоваться этими тактичными приглашениями приступить наконец к делу. Коньяк ей вдруг опротивел.
— Знаешь, налей-ка водки и мне, — неожиданно для себя она обратилась к Паулс на «ты».
— Что верно, то верно, — охотно поддержала ее Лола, — я и то удивляюсь, чего ты с этим коньяком маешься.
— Только закусывай как следует, потому что сейчас я испорчу тебе аппетит. Не хочется, но придется.
Отставив подальше пустую рюмку, Марго принялась раскладывать на столе фотографии — портреты самоубийц и нанесенные ими себе увечья крупным планом. При этом Марго поймала себя на том, что прикидывает, как подать материал помягче. Получалось, она вроде как заразилась от Паулс этой самой вонючей тактичностью, которая для следователя означает профессиональную непригодность. Ее задача — не изображать из себя приятного собеседника, а наоборот, привести допрашиваемого в состояние шока и паники, и тогда его можно основательно выпотрошить.
— Вот твой космонавт. Узнаешь? И вот что он сделал со своими венами. А теперь погляди, как то же самое делают грамотные люди. — Марго показала иллюстрацию из учебника судебной медицины — руки самоубийцы с аккуратными надрезами бритвой в тазу с водой. — Зачем же он так? Не нищий ведь, мог для такого дела и пистолет купить.
Реакция Лолы была по-своему естественной: она налила себе стопку водки и молча выпила, что в переводе на обычный язык по-видимому означало «Какой ужас».
— Вот еще один. И вот его руки. Вот еще… и еще… видишь, целая пачка.