Книга магов (антология)

Наумова Марина Всеволодовна

На годы.

— …Ваши странности, су-лейтенант, уже сидят у меня в кишках. Я понимаю, у всех свои талисманы, но все-таки брать с собой кота — это, по-моему, слишком. Он что, толчется в кабине у вас под ногами? Вы понимаете, чем это может закончиться?

— Мой майор, Пьеро всегда остается у меня на плече. Даже в бою. Более того, не знаю как, но он подсказывает мне направление атакующего истребителя быстрее, чем это делают стрелки. Если вы мне не верите, можете поинтересоваться на этот счет у сержанта Клери. Или у Пуссена. Они скажут

вам то же самое.

Майор Кордье — на голову ниже Бернара — поднял глаза и с интересом посмотрел на поджарого молодого кота, спокойно сидящего у су-лейтенанта на плече.

— Ваш Пьеро… — вздохнул он.

— М-мя, — произнес кот и дернул хвостом.

— Ладно, прикажу взять его на довольствие, — пожал плечами Кордье. — Что с вами еще делать?., вы ведь у меня последний из «стариков». И вот еще что, Брезе: сегодня у вас двадцать шестой вылет. Вы пойдете с полной нагрузкой… и да поможет вам Бог!

Командир группы резко повернулся и зашагал в сторону штабного барака. Бернар проводил его взглядом, после чего задумчиво провел рукой по голове кота, все так же смирно сидящего на его правом плече.

— Вот так-то, Пьеро, ты понял? Двадцать шестой вылет, и полная нагрузка…

Кот повернул голову и с явным презрением посмотрел на неуклюжий двухмоторный «амье», на борту которого красовался его собственный портрет, мастерски выполненный одним из техников эскадрильи. Войдя в свою палатку, Бернар стряхнул с себя Пьеро, бросил на складной парусиновый стульчик синий китель и устало опустился на койку.

— Надо поспать, братан, — сказал он коту. — Кто вообще знает, вернемся ли мы сегодня ночью?

Пьеро запрыгнул на койку, ласково потерся щекой о щеку Бернара, а потом свернулся клубком возле его живота и тихонько замурчал.

В синих майских сумерках тяжело загруженный 250-кило-граммовыми фугасками «амье» начал неспешный разбег по грунтовой полосе аэродрома. В середине полосы Бернар дал полный газ, и от рева звездообразных «гном-ронов» Пьеро недовольно поджал уши. Но вот наконец наполовину скрытые обтекателями колеса шасси оторвались от земли. Черно-коричневый бомбардировщик медленно полез в темнеющее небо…

…Он снова видел саванну. Снова ощущал восхитительную охотничью ярость короткой погони, снова окутывался запахом горячего свежего мяса только что задранной антилопы, а потом — ароматом течной львицы, обещающим ему продолжение рода. Так шли годы, годы в бестолковом и малоприбыльном бродячем цирке. Иногда еду не давали по два-три дня, но Гийом смирился с судьбой. Единственное, что радовало его по-настоящему, — это визг детишек, сидящих вокруг засыпанной опилками арены. Сам не зная почему, он работал только для них и часто, завершив очередную серию прыжков, всматривался в раскрасневшиеся счастливые лица, ища средь них невесть чьи глаза…

Но однажды, гулкой осенней грозой, Гийом увидел то, о чем предпочел бы забыть навеки.

Уже наклонившийся к нему молодой лев странно содрогнулся

и рухнул на бок. Его приятель, только что расправившийся со вторым котенком, прижал уши и неожиданно бросился наутек. Чудом выживший малыш припал к земле, не понимая, что теперь делать. Матери, равно как и ее подруг, рядом не было — это он чувствовал совершенно отчетливо, и, растерянный, перепуганный, он вдруг заплакал. Смерть была бы избавлением от непонятного, но она гуляла где-то в другом месте, отчего страх становился совсем невыносимым.

К нему приближались. Он не знал кто, однако на всякий случай перестал плакать и замер в полной неподвижности. Неподвижность давала шанс, но он не мог знать, что зрение тех, кто идет к нему, устроено совершенно иначе и застывшие предметы они различают ничуть не хуже движущихся. Непривычно тяжелые шаги сотрясали саванну. Потом раздались голоса — низкие, рыкающие. Он никогда не слышал ничего подобного, и ему казалось, что сердце сейчас вылетит из груди. И вот небо накрыла тень, не похожая ни на что из виденного им ранее.

Маленького испуганного котенка бесцеремонно схватили за шкирку, он скрючился и замолотил по воздуху лапами.

…И снова Пьеро первым заметил крохотные оранжевые шарики, медленно — как казалось — поднимающиеся им наперерез с земли.

— Зенитки! — заорал Бернар, стоило ему ощутить давно знакомый шлепок кошачьей лапы по макушке, обтянутой кожаным летным шлемом. — Зенитки!

— Вижу! — отозвался из передней кабины его штурман Раймон Клери. — До цели три!

Подчиняясь инстинкту, Бернар рванул обе рукоятки управления двигателями и что было сил потянул штурвал, уводя тяжелую машину вверх. В это мгновение темное небо по левому борту озарилось ослепительной алой вспышкой. Бомбардировщик вздрогнул.

— Это «четверка»! — выкрикнул стрелок-радист Пуссен.

— Бедный Качиньски, — пробормотал Бернар. — Вот и ему не повезло.

Теперь их осталось только двое. Два устаревших тихоходных бомбера, под завязку загруженных фугасками и в бомбоотсеке, и на внешней подвеске. Три тонны смерти на двоих, в любую секунду грозящей превратиться в их собственную смерть.

— Боевой курс! — рявкнул Клери.

Пьеро навострил уши и с силой хлопнул лапой по левому плечу Бернара. Шерсть на спине кота встала дыбом, хвост мелко рубил воздух.

Поняв, что от него требуется, Бернар довернул машину влево. Ведомый, давно привыкший повторять все маневры командира, сделал то же самое.

— Опять ошибка? — процедил сквозь зубы Клери, приникая лицом к резиновой маске прицела. — Вижу цель! — завопил он секундой позже.

Его палец лег на выпуклую кнопку сброса. Бомбардировщик качнуло, и он, облегченный, тут же пошел вверх. Внизу расцветали дымные розы горящих цистерн с солярой.

Бернар взял южнее, надеясь обойти зенитное прикрытие. Пьеро недовольно заворчал. Минуту спустя небо пронзили ослепительные белые столбы.