Книга Марии Зажги Снега

Петников Григорий Николаевич

Петергоф

Октябрь в Петербурге

Юрию Анненкову.

I.

Когда заря на водах Невки В мостах оставит сон течений. Золотоперые упевки В кострах иной простой ночи Являют имя древних мщений.

II.

А с утра трехтрубный крейсер Аврора Весь в сером дыме Утренниц с Невы, И всякий близкий водный шорох Кусок сердец под флагом вздымет На высоту поющих птиц.

III.

И вечер в чернях обводных Поводит два глаза: зеленый и красный Огни на мачтах. И на Мариинской броневики на отдыхе, Дождями

осыпанный праздник…

VI.

Землею умершее поле И зарев упорное Пулково Раздвоено дымом и болью, Повторною насыпью гулкой… Заря развернутая сводится. Когда в упоре черной панели Кровь льется!

1917, Академия, октябрь.

Поле песен

«Учу весны зеленую псалтирь…»

Учу весны зеленую псалтирь, Окрая неба лавой зорь Разлита лиственной тугой Ручью внимающая ширь. Реши теперь, кто набросал По ней горячее узорье, Кто зерна синевы вознес И разбросал поючие озера. Ветвями дней растут неторопливо Разливы мудрые дремлин, И в битве темноликой жатвы Нагружены ржаные корабли. Да, были в ветренную ростепель На взорах розобурых ольх Приметы желтоглазой гостьи В разлоге небывалых волг Руки ветра несут в закрома Сокровенную память солнца И ему отгорать в покрова На серьге порученного золота. Замечаешь ли утренних нег. Смерти зов — голубую купель — И с небесных потрав и просек Выпьет осени синь журавель. Вот когда наяву листопад, И багряная длится отрада. И лучей косоглазых сестра Метит тень на пшеничной пряди. И в ядреный порядок земли, В рощи рос, в растворенную марь Побелевшие лягут утра Среброусой травой умирать.

Посвящение

A toi, Nature! je me rends,

Et ma faim et toute ma soif

J. Rimbaud

О, лоно полонное пламя! О, ночери чёрная плата! Дремлин затаённая млада! Поющая вёсное веди, Понятное струнам баюна. Ей надо, чтоб внове ржаная Рожала, ложася снопами Всеярую молний нежданно Взлетевшую звёздную память. Посмертьем её сонаследий И в лето льняное по сердцу Оденешься в вёсное веди Как в детскую древнюю дерзость. И девой дивея в забытье Сентябрьских расплавленных дней, Снимаешь небесное мыто, Немые разлоги небес.

Лесное былье

А. Чапыгину

Русалий лес. Выходит лось-звезда, Боднёт вершину дуба, Твоих серебряных чудес, Спадает ясная узда За день тенеющих раздумий. Ночь залегает В ясли темноты — Знакомым знаком выведет просека Обвалы небывалой синевы; Первоначальная гудит беседа По ясеням звериной иневы И поручейный дым и день И в шубе рыжебурой ствол И тенепада голубая рень, (Моё вечаное родство) Прольёт падумчивая голубь. Пушистой темноты Потянет дым Донцами, полночью тумана. Таким узором по-цвету младеть И цветнем свадьбу ветровую ведать… Чаруний соловьиный куст Расплещет ночь.

1917, Пьяный Бор

Поле песен

О не время ли из солнолетий лить, Жечь костры на косогорах черных И поя поднять медовый слиток Мачт сосновых с осени дозорной По сияни росной звездопада Ты лови ручей ковшами синевы. И утреннюю русь встречай а младене сада Звенящей тишиной

проснувшейся молвы. Слушай, ветер, от немолчной плоти Ты не так нападаешь с листа. Как и я по звездистым сотам Зачинаю тобою блистать Заплетаешь косы загоревшим горем В младене'ц лесов нагую тосковань, А весной ты выбиваешь поросль солнца Через мор идя в рождественную рань И никто не знает, чем тоскует Степь июня в буйственных мережах, Чем ты тягу вынесешь мирскую, Что во солнечье младое нежит. Поле песен. Когда же мне слушать Этой жизни сжигающий шум, Если ты в осияни кружишь Мне пчелой налетающих дум?

Таврическая степь, 1917

Осенний офорт

И приход сентября без отчёта По восторгу горюющих мет Узнаю голубин неизбывьем, Твой мелькающий мех ясенец. Это золото встало по бредню На убаве неметь и робеть, Перед дующим поверху сретеньем Колыхать облегчённую ветвь. И дичая и в чащах роясь Загораться с рябиновых слов Из-за морева грающий спас, По лугам полыхающий лов. Ловчих десять с потешной капели В рукопашной сердец сентября Ветропадом бродяжным напели Сребропенную сыть соловья. Потому от осенних потерь, От пропаж, от полетья куста Будет холода ранняя тверь Занемлять радунцами уста.

Красная Поляна.

Племя звучаное

Н. Бруни

В побеге ветвистого ветра Потребой ночною владеть Ты племя звучаное смерти Предал опоённой волне. Цветают искры и умирают Лётными звездами лета В копытах небесных коней И пламя зеленое тая Рассыпет кочевья огней И время весняное веять, Листвой изумленной кипеть… Хлебнув озерной тишины Голубопламенной онеги Первоначальной теневы То яблони оделись снегом. Так мотыльковая метель Кружит в садовых побережьях, Потоком голубым слетев На вещую ложится свежесть.

Благовещенье, 1916

Лирический отрывок («О, как обуглен ночи очерк…»)

О, как обуглен ночи очерк, Ракит кивающего кивера, И на песке тоскует в поручне Струя весны, сливаясь ивами. И вот приходит лунный дивень Сберечь речную тишину, И напоить ночною гривой Дерев волхвующую вышину. А там — Тяжелый ток летуний золотых, То полночи немолчно колыханье, А ты, дичась опальной теневы Ко мне слетаешь солнечным преданьем.

Изумрудный плен

Или вкружит в чашу чарую

Синевы веретено?.

(Вариант темы)

Идет на прибыль березняк Позатопив и позабывши, Что было б в шелесты вникать, Смарагдной ринуться добычей И разыгравшись ввечеру В тот треугольник, знак отлета Поет, и жжет вчерашний гул Тебя до боли этот подвиг Но выйдем в степь: и та же плоть Колышется в твоем цветеньи И ждать, что сбудется со мной Сплетяся бьющейся синелью И в наговор отбушевавших вод По заводям глухого лета Да будет легко перенесть И эту ночь, и этот ветер. А степь растет от часа в час, Забившися и холодея В ошеломленное ненастье, В разлив взмолившейся метели, Метели листьев и сердец Страной кочующего пыла Спадает облачный свинец, Разбившись дождевою пылью. А там сдружаясь и резвясь, И затаясь в осенних косах, Целует корень на ветру В тревоге сбившейся осоки.