Книга мертвых
Шрифт:
– Пока никого. Я попросила мистера Манетти как следует изучить личные дела – естественно, не сказав, с какой целью, – но никаких сведений о криминальном прошлом или других подозрительных фактов не обнаружилось.
– Вполне естественно. У наших сотрудников безупречная репутация, особенно у кураторского состава. Я воспринимаю эти ваши домыслы как личное оскорбление, и они никак не повлияют на мою точку зрения относительно открытия выставки. Перенос его сроков будет пагубным для музея, абсолютно пагубным.
Хейворд внимательно посмотрела на Коллопи. Ее взгляд был усталым, но все же не потерявшим остроты,
– Если вы не отложите открытие, то тем самым подвергнете риску множество жизней, – тихо сказала она и добавила: – Я буду вынуждена настаивать на своем решении.
– Значит, наш разговор зашел в тупик, – просто ответил Коллопи.
Хейворд поднялась.
– Мы еще вернемся к нему.
– Возможно, капитан. Но решение будет приниматься на более высоком уровне.
Лаура кивнула и, не сказав больше ни слова, вышла из кабинета. Коллопи подождал, пока дверь за ней закроется. Им обоим было известно, что последнее слово останется за мэром, но Коллопи к тому же отлично знал, каким оно будет.
Мэр Нью-Йорка больше всего на свете любил посещать торжественные мероприятия и никогда не упускал возможности выступить с речью.
Глава 38
Дорис Грин остановилась перед открытой дверью палаты интенсивной терапии. Послеполуденный свет проникал через неплотно зашторенные окна, отбрасывая умиротворяющие полосы света и тени на постель ее дочери. Взгляд Дорис скользнул по издававшим тихое попискивание и равномерное гудение медицинским приборам и остановился на лице Марго. Оно было бледным и осунувшимся, на лоб и щеку упала прядь волос. Дорис подошла к кровати и осторожно поправила ее волосы.
– Привет, Марго, – прошептала она.
Аппараты продолжали гудеть и попискивать. Дорис уселась на край постели, взяла руку дочери – прохладную и легкую как перышко – и легонько ее сжала.
– Сегодня очень хороший день. Солнце светит вовсю – холода, похоже, закончились. У меня в саду взошли крокусы – я уже видела зеленые листочки, только-только проклюнувшиеся из земли. Когда ты была совсем маленькой – лет пяти, не больше, – никак не могла удержаться, чтобы их не сорвать. Помню, однажды ты принесла мне целую охапку крохотных, наполовину раздавленных стебельков – опустошила весь сад. Я тогда очень расстроилась… – Тут голос Дорис задрожал, и она замолчала.
Через минуту в палату вошла сестра, и ее бодрый вид и шуршание накрахмаленного белого халата рассеяли дымку горьковато-сладких воспоминаний.
– Как дела, миссис Грин? – спросила она, поправляя цветы в вазе.
– Все в порядке, Джонетта. Спасибо.
Сестра проверила приборы, быстро записала что-то в блокнот, потом поправила капельницу и трубку дыхательного аппарата. Обойдя кровать Марго, аккуратно расставила открытки с пожеланием скорейшего выздоровления, занимавшие все свободное место на столе и полках.
– Доктор придет с минуты на минуту, миссис Грин. – Она улыбнулась и направилась к двери.
– Благодарю вас.
В палате вновь воцарилась тишина. Дорис тихонько погладила руку дочери. Воспоминания нахлынули вновь, без всякой упорядоченности или хронологической последовательности: вот они вместе ныряют с причала на озере; вот дочь вскрывает конверт с результатами
Дорис проглотила комок в горле, продолжая нежно поглаживать руку дочери, и вдруг почувствовала, что за спиной у нее кто-то стоит.
– Добрый день, миссис Грин.
Она обернулась и увидела красивого темноволосого мужчину в белоснежном халате. Доктор Винокур излучал уверенность и сочувствие, и Дорис Грин знала, что последнее не просто проявление врачебного такта – этот человек действительно очень переживает за Марго.
– Может, побеседуем в приемной? – спросил он.
– Я бы лучше осталась здесь. Если Марго нас слышит – а кто знает, может, так оно и есть, – наверняка ей захочется узнать все.
– Что ж, хорошо. – Винокур сел в кресло для посетителей и сложил руки на коленях. – Прежде всего я хочу сказать вам, – начал он, немного помолчав, – что мы так и не смогли поставить диагноз. Каких только исследований мы не проводили… Консультировались с ведущими неврологами и специалистами по коматозному состоянию, с лучшими врачами Нью-Йоркской больницы и клиники Маунт-Эберн в Бостоне, но ситуация так и не прояснилась. Марго находится в глубокой коме, и мы не знаем почему. Хорошая новость заключается в том, что у нее нет каких-либо признаков необратимых изменений мозга. С другой стороны, основные показатели состояния организма у нее не улучшаются, некоторые даже ухудшаются. Она просто не реагирует ни на какие методы лечения. Я могу изложить вам десяток теорий и десяток врачебных подходов, которые мы использовали, но факт остается фактом: ее организм ни на что не реагирует. Мы, конечно, можем перевезти ее в южный Уэстчестер. Но, по правде говоря, там нет ничего, чего бы не было у нас, а переезд может отрицательно сказаться на ее состоянии.
– Я предпочла бы оставить ее здесь.
Винокур кивнул.
– Должен сказать, миссис Грин, вы замечательная мать. Я знаю, как вам тяжело.
Дорис медленно покачала головой.
– Ведь я думала, что потеряла ее. Я уже почти похоронила мою девочку. Тяжелее этого ничего быть не может. Но я знаю, что она поправится. Я знаю это.
Доктор Винокур едва заметно улыбнулся.
– Может быть, вы и правы. У медицины нет ответов на все вопросы, тем более такие сложные, как в этом случае. Доктора ошибаются гораздо чаще, чем принято думать, да и болезнь – гораздо более серьезная вещь, чем многим кажется. Марго не одна. В стране тысячи таких же людей, как она, находятся в тяжелом состоянии и без диагноза. Я говорю это не в качестве утешения, а для того, чтобы у вас была максимально полная информация. Мне кажется, в ней вы нуждаетесь больше.
– Вы правы. – Дорис перевела взгляд с доктора на Марго и обратно. – Странно, я совсем не религиозный человек, но молюсь за нее каждый день.
– Чем дольше я работаю в медицине, тем больше убеждаюсь в целительной силе молитвы. – Он помолчал. – У вас есть какие-то вопросы? Может быть, я чем-нибудь могу помочь?
Дорис нерешительно посмотрела на него.
– Да, я хотела кое-что спросить. Недавно мне позвонил Хьюго Мензис. Вы его знаете?
– Да, конечно, это шеф Марго, он работает в музее. Кажется, он находился рядом, когда у нее случился приступ.