Книга мертвых
Шрифт:
Подождав, пока таймер покажет шестьсот сорок секунд, Пендергаст неторопливо продолжил свой путь, не сводя глаз с циферблата часов. Он знал, что за мониторами видеонаблюдения сейчас следит множество глаз и надетой на нем униформы охранника было недостаточно – ведь он шел в противоположном от места побега направлении, а его лицо было покрыто синяками и ссадинами. К тому же его слишком хорошо знали в блоке С. Если его физиономия мелькнет на экране, его тут же опознают.
Но Пендергаст также знал, что в течение десяти секунд, с шестисот сорока до шестисот тридцати, видеомониторы будут контролироваться
Он благополучно миновал камеру и продолжил свой путь по длинным коридорам блока С, которые в этот момент были совершенно пусты – все охранники участвовали в поимке сбежавших заключенных. Он то ускорял, то замедлял шаг, проходя мимо каждой камеры именно в тот момент, когда начиналось повторное воспроизведение видеозаписи.
Время от времени его рация оживала; один раз он наткнулся на бегущих по коридору охранников и тут же присел, делая вид, что завязывает шнурок, и пряча распухшее, покрытое синяками лицо. Но охранники промчались мимо, не обратив на него никакого внимания – их мысли сейчас были заняты совсем другим.
Пендергаст миновал столовую и кухню блока С, откуда доносился резкий запах хлорки, свернул еще раз, потом еще и, наконец, достиг конца последнего отрезка коридора перед контрольным пунктом и дверью с электронным кодовым замком, разделявшей два блока тюрьмы Херкмор – блок С, находившийся в федеральном ведении, и блок В, подчинявшийся штату.
Лицо Пендергаста было хорошо известно в блоке С, но в блоке В его никто не знал.
Он подошел к двери, приложил к считывающему устройству кредитную карточку и стал ждать. Его сердце билось несколько быстрее обычного: настал момент истины.
В тот момент, когда счетчик показал, что осталось двести девяносто секунд, загорелся зеленый огонек и дверь с тихим щелчком открылась.
Пендергаст шагнул через порог и оказался в блоке В. Пройдя первый изгиб коридора, задержался в темном углу, нащупал самый глубокий порез на лице и резко дернул за нитку, которой он был зашит. Когда из пореза потекла кровь, он размазал ее по лицу, испачкав заодно руки и шею. Потом задрал рубашку, внимательно осмотрел зашитую рану на боку, глубоко вздохнул и вновь разорвал шов. Повреждения должны выглядеть совсем свежими.
Когда счетчик показал сто десять секунд, он услышал, что кто-то бежит: как и было предусмотрено, мимо него промчался один из беглецов – Джаг, который точно следовал плану, намеченному для него Глинном. Естественно, ему не удастся уйти далеко: его схватят у выхода из блока В, если не раньше, – и это тоже было предусмотрено планом. Шайка Поко исполняла роль дымовой завесы, только и всего. Никому из них не удастся сбежать.
Когда Джаг был уже достаточно далеко, Пендергаст громко закричал и бросился на пол, одновременно нажимая кнопку устройства экстренного
– Нападение на офицера! Срочно нужна помощь! Нападение на офицера!
Глава 45
Фельдшер Ралф Киддер склонился над лежавшим на полу и рыдавшим как дитя охранником. Захлебываясь слезами, офицер пытался рассказать, как на него напали, кричал, что не хочет умирать, и здорово мешал Киддеру сосредоточиться и определить серьезность нанесенных повреждений. Фельдшер приложил к груди раненого стетоскоп, чтобы послушать сердечный ритм, – сердце билось абсолютно ровно; осмотрел его шею и конечности – все они были целы; измерил артериальное давление – оно оказалось в норме. Наконец он исследовал порезы на лице и пришел к выводу, что они были довольно неприятными, но совсем неглубокими.
– Где у вас болит? – спросил он, наверное, в десятый раз и уже начиная испытывать раздражение. – Куда вас ранили? Ответьте, пожалуйста.
– Мое лицо! Он ранил меня в лицо! – наконец более-менее внятно прокричал пострадавший.
– Это я вижу. А еще куда?
– Он пырнул меня ножом! О Господи, как болит грудь!
Фельдшер осторожно потрогал ребра офицера и нащупал два перелома – правда, без смещения. В боку действительно оказалась колотая рана, которая обильно кровоточила, но быстрый осмотр показал, что лезвие, наткнувшись на ребро, отклонилось и плевра не была задета.
– У вас ничего серьезного, вы обязательно поправитесь, – резко произнес Киддер и повернулся к двум стоявшим рядом санитарам. – Положите его на каталку и отвезите в лазарет. Надо сделать ему перевязку, несколько рентгеновских снимков и зашить порезы. Потом введем противостолбнячную сыворотку и проколем амоксициллин. Пока не вижу необходимости везти его в городскую больницу.
Один из санитаров фыркнул:
– В любом случае никто не сможет покинуть территорию или въехать на нее, пока этих сбежавших придурков не поймают и не пересчитают. Труповозка вон уже полчаса стоит за воротами, дожидается.
– Труповозке все равно некуда торопиться, – сухо заметил Киддер, записывая в блокнот фамилию раненого охранника и номер его жетона.
Лицо пострадавшего не показалось ему знакомым, но это и неудивительно: во-первых, он из блока С, а во-вторых, его физиономия все же здорово изрезана.
Когда раненого укладывали на каталку, Киддер услышал крики в конце коридора – это задержали еще одного пытавшегося сбежать заключенного. Ралф проработал в Херкморе почти двадцать лет, и за все время это была, пожалуй, самая серьезная попытка бегства. Конечно, она не имела ни малейшего шанса на успех, и Киддер надеялся лишь, что охранники не слишком сильно изобьют незадачливых беглецов.
Санитары покатили хнычущего охранника в изолятор, фельдшер отправился следом за ними. «Эти секьюрити кажутся такими крутыми, пока все находится под контролем, но стоит лишь стукнуть их посильнее, как они тут же превращаются в кусок дерьма», – думал он, шагая за каталкой.
Лазарет блока В, как и любой другой тюремный лазарет в Херкморе, был разделен на две изолированные друг от друга части: для персонала, со свободным входом и выходом, и для заключенных – строго охраняемую, скорее напоминающую карцер.