Книга назидания
Шрифт:
Я спросил последнего: «За сколько ты продашь мне вот этого?» – «Клянусь истиной моей веры, – воскликнул он, – я продам его не (иначе как вместе с этим стариком, как я и купил их, за сорок три динара». Я выкупил их и выкупил еще нескольких для себя, а нескольких для эмира Му‘ин ад-Дина [219] , да помилует его Аллах, всего на сто двадцать динаров. Я отвесил сколько было со мной денег, а остальное обещал заплатить.
Приехав в Дамаск, я сказал эмиру Му‘ин ад-Дину, да помилует его Аллах: «Я выкупил для тебя пленных и предназначил их тебе. Со мной не было всей их стоимости, но теперь я у себя дома, и если ты хочешь их взять, заплати их цену, а если нет, я заплачу сам». – «Нет, – ответил эмир, – клянусь Аллахом, я сам заплачу их цену: ведь я больше всех людей хочу получить за них небесную награду». А Му‘ин ад-Дин, да помилует его Аллах, быстрее всех людей устремлялся к совершению добра и приобретению за него воздаяния. Он отвесил их стоимость, а я через несколько дней вернулся в Акку.
219
Му‘ин ад-Дин Анар, везир дамасских Буридов и покровитель Усамы, жившего в это время в Дамаске (1138—1144).
У
Чудесное спасение
Вот удивительный случай опасения, когда его предрешит судьба и предопределит божественная воля.
Эмир Фахр ад-Дин Кара-Арслан ибн Сукман ибн Ортук [220] , да помилует его Аллах, несколько раз начинал действия против города Амида [221] , когда я был у него на службе, но не достигал своей цели. Последнее предприятие его было таково: с ним завязал сношения один эмир из курдов, вербовавший войска в Амиде, с которым заодно было много его приближенных. Было решено, что войско Фахр ад-Дина подступит к городу в назначенную ночь и что эмир подымет солдат на веревках и Фахр ад-Дин овладеет Амидом. Фахр ад-Дин поручил это дело служившему у него франку, которого звали Ярук; все войско ненавидело этого слугу и питало к нему отвращение за его скверный характер. Ярук поехал вперед с частью войска, а за ним последовали остальные эмиры. Ярук замешкался в своем движении, и эмиры опередили его у Амида. Курдский эмир со своими сообщниками увидел войско с башни. Им спустили веревки я сказали: «Поднимайтесь», – но ни [149] один из них не поднялся. Тогда они сошли с башни, сломали запоры у ворот города и сказали солдатам: «Входите», – но никто не вошел. Все это произошло потому, что Фахр ад-Дин доверился в таком важном деле глупому юноше, а не старейшим эмирам.
220
Эмир области Хисн Кайфа в Диярбакре, у северной границы Сирии, где жил Усама в 1164—1174 годах.
221
Амид — главный город области Диярбекра в верхнем течении Тигра – находился в руках представителей другой линии Ортукидов.
Обо всем этом узнал эмир Камаль ад-Дин Али ибн Нисан [222] , жители города и его войско. Они бросились на воинов Фахр ад-Дина, часть их перебили, другие сами кинулись в пропасть, а остальных забрали в плен. Один из тех, что бросились в пропасть, протянул вперед руку, летя в воздухе, точно желая за что-то схватиться, и в руку ему попала одна из веревок, спущенных при наступлении ночи, по которым никто не поднялся. Он повис на ней и спасся, единственный из всех товарищей, только с его рук содрало веревкой кожу. Все это произошло в моем присутствии.
222
Камаль ад-Дин — везир амидского князя и фактический правитель города.
Утрам правитель Амида бросился преследовать тех, кто действовал против него, и перебил их. Этот воин был единственным, кто спасся. Слава тому, кто, предопределив опасение, вырвет человека из пасти льва, и это ведь истина, а не притча. [150]
В пасти льва
В крепости аль-Джиср [223] был один наш товарищ из племени Бону Кинана [224] по имени Ибн аль-Ахмар. Он выехал верхом из крепости аль-Джиср, направляясь в Кафартаб по какому-то делу, и проезжал мимо Кафар-набуза, когда оттуда шел по дороге караван. Ехавшие с караваном увидели льва и закричали Ибн аль-Ахмару, в руке которого было блестящее копье: «Эй, обладатель блистающего дерева! Возьмись за льва!» Устыдившись этих криков, он бросился на льва, и его лошадь споткнулась, и он упал. Лев подошел и присел над ним, но, так как Аллах пожелал спасти Ибн аль-Ахмара, лев был сыт. Он только укусил Ибн аль-Ахмара в лицо и в лоб, поранил ему лицо и стал лизать кровь, присев над ним, но не причиняя ему вреда. «Я открыл глаза, – рассказывал Ибн аль-Ахмар, – и увидел над собой пасть льва. Я выполз из-под него и снял с себя его лапу. Потом я ухватился за дерево, стоявшее поблизости, и полез на него. Лев увидел это и пошел следом, но я опередил его и взобрался на дерево, а лев разлегся под ним. На меня напало от этих ран множество [151] муравьев, так как муравьи ищут укушенных львами, как мыши ищут укушенных леопардами. Я увидел, – продолжал он, – что лев сел и навострил уши, как бы прислушиваясь, а затем поднялся одним прыжком и побежал. Оказалось, что по дороге приближался караван, и лев как будто услышал шум от него». Ехавшие узнала Ибн аль-Ахмара и отвезли его домой. Следы зубов льва остались у него на лбу и щеках, точно клейма от огня, да будет же слава Хранителю! [152]
223
Крепость аль-Джиср («мост»)
224
Древнее арабское племя, от которого ведут свое происхождение и Мункызиды.
Храбрость и неосмотрительность
Продолжаю рассказ. Однажды мы разговаривали, вспоминая про сражения. Мой наставник, ученый шейх Абу Абдаллах Мухаммед ибн Юсуф, по прозванию Ибн аль-Мунира [225] , да помилует его Аллах, внимательно слушал. «О учитель, – сказал я ему, – если бы ты сел на коня, надел кольчугу и шлем и опоясался бы мечом и взял бы копье и щит и если бы ты встал у площадки аль-Аси в теснине, где проходят франки, да проклянет их Аллах, ни один из них не миновал бы тебя». – «Нет, – ответил он, – клянусь Аллахом, все!» – «Но ведь они боялись бы тебя, не зная, кто ты», – возразил я. «Слава Аллаху, – сказал он в ответ, – но я-то сам себя знаю! О Усама, – добавил он, – разумный не станет сражаться». – «Но, учитель, – воскликнул я, – ты, значит, считаешь сумасшедшими такого-то и такого-то?» И я пересчитал ему, имена доблестных героев из наших товарищей. «Я не то хотел сказать, – возразил он. – Я утверждаю только, что разум отсутствует во время сражения. Если бы ум не покидал человека, он бы не стал встречать лицом удары меча, а грудью стрелы и копья. Этого ведь не может требовать разум». [153]
225
Этот ученый, известный главным образом трудами по грамматике, был родом из Кафартаба; умер в 1109 году.
Мой наставник, да помилует его Аллах, был, однако, более сведущ в науке, чем в военном деле. Именно разум побуждает человека устремляться против мечей, копий и стрел из отвращения к действиям труса и бесславию. Доказательством этому служит то, что героем овладевает дрожь и трепет и он меняется в лице перед тем, как выйти в сражение, потому что раздумывает о нем и рассуждает сам с собой, что ему делать и какие опасности его ожидают. Душа пугается всего этого и чувствует отвращение, но лишь только он выйдет на бой и погрузится в его пучины, дрожь, трепет и изменение в лице проходят. Во всяком деле, где не участвует разум, обнаруживаются промахи и ошибки.
Вот случай такого рода: франки один раз обложили Хама [226] , расположившись на ее полях, где были плодородные пашни, и разбили свои палатки среди этих пашен. Из Шейзара вышла шайка разбойников и бродила вокруг войска франков с намерением украсть у них что-нибудь. Они увидели в полях палатки, и на следующее утро один из них пошел к правителю Хама [227] и сказал ему: «Сегодня ночью я сожгу все франкское войско». – «Если ты это сделаешь, – ответил ему правитель, – я щедро одарю тебя». Когда наступил вечер, разбойник вышел с несколькими сообщниками. Они подожгли посевы к западу от палаток, чтобы ветер гнал пламя на них. Ночь осветилась огнем, как день. Франки увидели разбойников, устремились на них и большую часть перебили. Спаслись только те, кто бросился в воду и переплыл на другую сторону. Вот результаты глупости и ее последствия.
226
По другим источникам, это произошло в 1117 году.
227
Правителем Хама в это время был неоднократно встречавшийся в воспоминаниях Усамы Шихаб ад-Дин Махмуд, сын Караджи.
Я видел нечто подобное, хотя это было и не на войне. Франки обложили Банияс [228] большими силами, и с войском был патриарх. Он разбил большую палатку и [154] устроил там церковь, где франки молились. Он назначил присматривать за церковью одного старого дьякона; тот выстлал землю хальфой и тростником; развелось много блох, и дьякону пришло в голову сжечь хальфу и тростник, чтобы сгорели блохи. Он поджег траву, которая уже высохла, языки пламени поднялись, захватили палатку и превратили ее в пепел. У этого тоже не нашлось разума.
228
Город в северной Палестине, у истоков Иордана. Около 1.139 года он принадлежал атабеку Зенги, а в начале 1140 года был осажден крестоносцами во главе с королем иерусалимским Фулько.
Вот нечто противоположное этому. Нам случилось однажды выехать в Шейзаре на охоту. С нами был мой дядя [229] , да помилует его Аллах, и много воинов. На нас напал лев, выскочивший из тростниковых зарослей, куда мы вошли, охотясь за рябчиками. Один боец-курд, которого звали Захр ад-Даула Бахтиар аль-Кубруси (он получил такое прозвище за свое нежное сложение [230] ), бросился на льва. Он был один из мусульманских героев, да помилует его Аллах. Лев приблизился к Захр ад-Даула, его лошадь шарахнулась и сбросила его. Лев подошел к нему, а он поднял ногу, лежа на земле. Лев схватил ногу в пасть, но мы поспешили к нашему товарищу, убили льва и освободили его невредимым. «О Захр ад-Даула, – сказали мы ему, – почему гы протянул свою ногу к пасти льва?» Он ответил: «Мое тело, как вы знаете, слабо и худощаво, на мне надето только платье и плащ, и лучше всего прикрыта моя нога – на ней надеты наколенники, сандалии и высокие голенища. Я сказал себе: „Я отвлеку его этим от ребер, рук или головы, пока Аллах великий не пошлет облегчения“. Разум не покинул этого человека даже в таком положении, когда он обыкновенно исчезает, а у тех других разума не оказалось. Человек нуждается в разуме больше, чем во всем другом, и разум одинаково похвальное качество и в умном и в глупом. [155]
229
Правитель Шейзара Изз ад-Дин Абу-ль-Асакир-султан.
230
Захр ад-Даула значит «цветок династии».