Книга о Человеке
Шрифт:
— Получается, верно сказал муж, что я излишне строга. В научном исследовании чем строже подход, тем лучше, но в вопросах обыденной жизни, как ни пытаюсь я быть шутливой и легкомысленной… Чуть коснулось проблемы веры — напрочь отрезала от себя людей.
Потом Фуми перешла к проблеме языка в Истинном мире.
То, что она узнала об этом из «Замысла Бога», натолкнуло ее как лингвиста на множество размышлений. В частности, на такое: поскольку Истинный мир и Мир явлений составляют, как две стороны одной медали, единое целое, то научные исследования, прогресс, развитие, происходящие в Истинном мире, неотвратимо влияют на Мир явлений, поэтому усовершенствование языка в Истинном мире вскоре должно проявиться и в Мире явлений. А так как это непосредственно касается ее как
В связи с этим Фуми заметила, что многому ее научили и заставили о многом задуматься исследования мужа. Ее помощь ограничивалась переводом его научных работ. Она ровным счетом ничего не понимала в патологии, бывшей предметом его исследований. За время долгого сотрудничества она не уставала удивляться, с каким рвением он относится к своей науке и какое она приносит ему удовлетворение. Исподволь она пыталась понять причину этого. И вот, когда они, поженившись, начали вести совместную жизнь, она, помогая мужу, принялась самостоятельно изучать патологию. В результате больших усилий она с недавних пор стала кое-что понимать, и ей стало ясно, что радость мужа вызвана тем, что каждое новое, дающееся с таким трудом открытие позволяет найти новый способ помощи больным людям, и еще его убежденностью в том, что он вносит вклад в счастье человечества. Теперь она в полной мере могла разделить и радость его, и убежденность, и это переполняло ее безмерным счастьем. В лингвистике ей ни разу не довелось испытать такой радости, такого счастья, но теперь, когда муж был особенно доволен тем, что она помогает ему, постигнув суть его исследований, Фуми наконец осознала, что вместе с ним счастлива и она…
Читая «Замысел Бога», продолжала Фуми, она впервые прояснила для себя, какой образ жизни человека угоден Богу… Ее поразило, что образ жизни ее мужа, человека неверующего, был, как ни странно, именно таким, угодным Богу. Она вдруг поняла, что именно благодаря этому она, свекровь и ребенок живут в здравии и счастье, хранимые Богом, и, молитвенно сложив ладони, мысленно поблагодарила мужа. А все потому, что муж избрал делом своей жизни увлекшую его область науки и продвигался в ней убежденный, что исполняет призвание, данное ему Великой Природой.
Переведя дух, она под конец сказала:
— Сэнсэй, вы хвалили меня за то, что я посмела отвергнуть учение Тэнри, но из вашей книги я узнала о нем много нового. Вы пишете, что Бог действительно явился 8 видимом образе Кунико Идэ. Мне стыдно, но я была поражена, когда узнала об этом в «Человеческой судьбе»! И еще, спасибо вам за то, что вы так оценили вчерашние слова моего мужа. Моя излишняя строгость и упрямство приводят к разрыву связей с людьми… А потому, обдумав… Если бы я написала родителям письмо, в котором, примешав юмор к нежным чувствам, сообщила бы, что я счастлива, что у меня есть ребенок, что мы с мужем живем в полном здравии… может быть, я смогла бы восстановить связь, разорванную родителями? Как вы считаете?..
— Превосходно! Так и поступи.
— Спасибо. Это и есть главный вывод, который я вынесла из чтения вашей книги. Явилась к вам без приглашения, наболтала всякой ерунды, но для меня это такая радость!
Воодушевленная, Фуми Суда отправилась домой, но и я, раздумывая после ее ухода о том, что ответят родители на ее письмо, пришел в веселое расположение духа.
Глава девятая
Провожая глазами уходящую в приподнятом настроении Фуми Суда, я, естественно, подумал о Хидэко Накамура.
Обе девушки в юности многие годы посещали меня обычно вместе, и я долго не мог научиться их различать. Обе красивые на загляденье, в возрасте, внешнем облике, одежде, манере говорить — почти полное сходство, обе молоды, на вид — студентки, хотя и читают лекции в университете Т.
В конце концов, выйдя замуж, девушки стали приходить по отдельности, но кто бы из них ни посещал меня, под конец беседы я обязательно справлялся, как обстоят дела у другой. И каждая рассказывала о своей подруге подробно и с участием, так что мне было покойно, как будто я пообщался
Вот почему, проводив ее, я невольно вспомнил о Хидэко. Поразмышляв, я решил, что раз уж профессор Суда пришел от «Замысла Бога» в такой восторг, что прислал свою жену, допустимо предположить, что и муж Хидэко, Кадзуо Накамура, прочел мою книгу… Мне не терпелось узнать о его впечатлениях.
О Кадзуо Накамуре я знал из рассказов подруг так же хорошо, как и о муже Фуми.
Окончив юридический факультет Токийского университета, он поступил на государственную службу, но вскоре, после кончины деда, занимавшего пост заместителя министра, подал в отставку и на собственные средства поехал учиться во Францию, затем, вернувшись на родину специалистом по французской литературе, по просьбе своего близкого друга мэра М. взялся помогать ему в муниципальной работе. Не прошло и года, как срок мэрских полномочий истек, все горожане были уверены, что М. пойдет на второй срок, но он, посчитав, что с него довольно, не стал участвовать в выборах и уступил свое место нынешнему мэру, завоевав своим поступком симпатии в общественном мнении. В создавшейся ситуации Накамура тоже, разумеется, подумывал оставить свой пост, к тому же он получил настойчивые приглашения от трех университетов, государственных и частных, стать профессором французской литературы.
За неполный год службы в муниципалитете Накамура свел знакомство с Т. До того, как стать мэром, М. был профессором в государственном университете и стал мэром по настоянию научной общественности, зарекомендовав себя передовым ученым и прекрасным организатором, и тогда же он пригласил на работу в муниципалитет Т., профессора факультета экономики, который стал его правой рукой.
Едва познакомившись с Т., Накамура почувствовал с ним душевное сродство и, общаясь с ним, многое понял. Оказалось, что своей громкой славой мэр М. всецело обязан самоотверженному усердию Т. Сам Т. об этом и словом не обмолвился, но в работе мэрии все самые неблагодарные и сложные дела ложились на его плечи, он все брал на себя, а М. был как бы выше этого. Т. уподобился уходящему глубоко под землю корню, благодаря которому пышным цветом цвела слава мэра. Более того, цветы оставались безразличны к трудам и усилиям корня и только красовались у всех на виду…
Поняв, что ему пришлось соприкоснуться, увы, с одним из непреложных законов человеческого существования, Накамура все больше сходился с Т. А Т. не только взвалил на себя все текущие проблемы, но, будучи ученым, не афишируя, обдумывал, каким должен быть современный город, проводил исследования и трудился над созданием научной дисциплины, которую можно было бы назвать «новый урбанизм». Накамура был в курсе, поскольку Т. неоднократно с ним делился.
Итак, когда М. снял с себя полномочия, Т. решил не уходить со своего поста и помогать новому мэру С. Последовав примеру Т., Накамура также остался. Между тем его замужняя сестра настойчиво уговаривала его либо вновь уехать за границу учиться, либо принять предложение Токийского университета и стать профессором на кафедре французской литературы. Он, однако, не принимал окончательного решения, поскольку еще не прояснил для себя, чего он, собственно, хочет. В этом он признался сестре.
В Париже Накамура опубликовал в специальном журнале часть своих исследований по французской литературе, которые не остались незамечены. Если бы он хотел навсегда осесть во Франции, стать французом, ему следовало бы продолжать свои исследования, но постоянно жить во Франции он не собирался, а потому перед ним встал простой вопрос — каково его призвание как японца. Чтобы разобраться в этом, он решил на некоторое время вернуться в Японию. Вернувшись, он много общался со своими старыми друзьями. В результате ему стало ясно, что у него нет ни желания, ни разумных оснований посвятить всю свою жизнь французской литературе. Зато он почувствовал, что в душе его живет жажда самовыражения. Но как утолить эту жажду? Он решил, что самое чистое, самое свободное средство самовыражения — это музыка, и загорелся мечтой стать композитором.