Книга о вкусной и нездоровой пище или еда русских в Израиле

Генделев Михаил

Откиньтесь на табуретке. Хлебните чаю, смелее, он уже остыл. Переверните книгу, прочитайте на обложке: «Александр Вертинский. Дорогой длинною…»

И сказал Конфуций: «Кто хочет обрести счастье или мудрость, тот должен искать перемен». Бэ’теавон!

Скрип роскоши, или Охота с непорочным кабаном

Сладок сон трудяги, мало ли, много ли он съест; но пресыщение богатея не даст ему заснуть.

Коэлет, 5,11

Значит: так! Ростбиф – это понятно, он «окровавленный». Страсбургский пирог – он (это, как известно, никакой не пирог, а вообще консервированный паштет. Из г. Страсбурга, что характерно) «нетленный». А трюфели? А трюфеля – это «роскошь юных лет». Как выяснилось, я готовлю трюфели так. Сначала я встречаюсь с приятелем. Я знаком с ним лет эдак двадцать пять, но он, по причине легкого нрава, необозримого словарного запаса и элегантности, не только изрядно мне не надоел, но – напротив –

становится мне день ото дня дороже, ибо напоминает мне о юных летах моих; он хоть и старше меня годами, но поскольку принципиально ни хрена не делал всю жизнь, лучше сохранился и памятью крепок. Напоминает он о юных летах моих каждый день.

Закусываем мы не истово (у меня, когда я думаю о бренности, пропадает аппетит, а приятель мой, по его словам, «не прожорлив») – и идем отбирать деньги у встречных знакомых. Знакомых мы встречаем по пути к рынку Махане Иегуда. Брать на гоп-стоп знакомых лучше где-то в районе полудня в пятницу. Нежарким зимним днем, накануне и в предчувствии, по пути на рынок, когда у них еще не пропала эйфория окончания трудовой недели, и они легче одалживают. Отбирать деньги следует твердым голосом под самыми причудливыми предлогами, вплоть до того, что так вот и говорить правду. Мы и сказали правду. «Доктор, – сказали мы одному зубному врачу и меценату, – доктор! Мы тут заняли очередь за трюфелями, да вот незадача, вышли из дому без мелочи. Одолжи на трюфели, крест – святая икона – к следующему шабесу вернем, век свободы ло лир'от (не видать)! А, доктор?…» И сразу же переводим разговор на светскую тематику: то-сё, мол, давно не собирались, мол, не читали наизусть из Дерриды, не проходили каналов на предмет типуль-шореша (то же самое, что пломбировка каналов, но куда больнее и дороже), не строили планов на будущее, так, мол, одолжи, доктор, на трюфели. Спасибо, доктор, ну, до встречи, в следующем году в Иерусалиме.

Далее мы идем покупать трюфели. Естественно, без очереди. К чести израильтян, как молодых, так и старослужащих, к трюфелям они относятся сдержанно, без ажиотации, не толпятся у прилавка, не (слюня химический карандаш) наносят себе на ладонях номера, не пихаются, не прут без очереди, как на буфет. Израильтяне, завсегдатаи рынка Махане Иегуда, особенно вырванные с корнями и клубнями из Северной Арабии и Южной Бессарабии, трюфелями не интересуются. Причем, ежели первые твердо считают их нац. едой вторых (потому что трюфели не идут в кускус), то вторые, в свою очередь, считают трюфели едой первых – потому что она пища дорогая, иностранная и совершенно дикого вида. Грустные глаза продавцов трюфелей вспыхнули при нашем появлении. Похоже, что мы с моим приятелем были первыми оптовыми покупателями в этот сезон трюфелей. (Сезон трюфелей в нашей стране – февраль. Спешите присоединиться!) Итак, грустные глаза вспыхнули, и трюфелыцики с азартом кинулись торговаться…

Для тех, кто с нами. Трюфели – это грибы, в честь коих названы ностальгические конфеты (действительно напоминающие внешне клубни так называеиого «черного трюфеля», в свою очередь смахивающие на слегка потрескавшуюся печеную молодую картошку). В Израиле растут и культивируются два вида трюфелей – черный и белый. Белый крупнее и почти вдвое дороже (килограмм около 50 шекелей, ну 45, если до хрипоты). Белый и черный – на вкус неотличимы. Охота на трюфели требует неоценимой помощи четвероногого друга – собаки или, вы будете смеяться, – специально натасканной на трюфельный аромат свиньи, причем, как следует из апокрифов, – свиньи девственной. Дело в том, что трюфель – гриб подземный, растет на глубине ладони под поверхностью. Как это ископаемое называют наши отечественные старатели – ума не приложу.

Почему свинья должна быть девственной, стало предметом самого горячего обсуждения. Была выдвинута версия, что, вкусив от плотских радостей, хряк на такие глупости, как землю носом рыть за ради вздорных грибочков, уже не идет, думая об ином: любовь, как я неоднократно проверял, – окрыляет. С другой стороны – у женатой свиньи нету, как говорят на иврите, – «мотивации»… Прихотлив Промысел Господень, что тут говорить!…

… Грустные глаза непопулярных в народе трюфелыциков вспыхнули, и они с азартом кинулись с нами торговаться. Мы с моим другом приобрели килограмм трюфелей – роскошь юных лет. Черных. По скромной цене 25 сиклей серебра за тысячу граммов. В конце концов, или имеет человек право отведать господской кухни, или не имеет человек права на честно занятые у стоматолога деньги отведать? Особенно если учесть, что в доме шаром покати. И хочется трюфелька с чем бог послал.

Как на духу – трюфелей не готовил ни разу. У меня складывается впечатление, что то ли я их пробовал однажды, то ли про это читал. То ли писал. Тем не менее как готовить трюфели – я знаю. Трюфели подают (затаите дыхание) – так! Накрывается стол. В основных вариантиках:

Шекснинска стерлядь золотая,Каймак и борщ уже стоят;В графинах вина, пунш, блистая,То льдом, то искрами манят;С курильниц благовонья льются,Плоды среди корзин смеются,Не смеют слуги и дохнуть,Тебя стола вкруг ожидая;Хозяйка

статная, младаяГотова руку протянуть…(Гаврила Державин. «Приглашение к обеду», Санкт-Петербург, 1795 г.) …нарядные лакеиПо знаку Войского бульон несут скорее,И Королевский Борщ еще вкусней бульона,В который опустил Гречиха потаенноЖемчужин несколько и крупную монету, —Переходил секрет рецепта по секрету.Он вкусен был, служил для очищенья кровиИ силы укреплял, поддерживал здоровье.Другие яства шли, они забыты нами:Фрикасы нежные, аркасы с блемасами,С ингредиентами помухли, фигатели,Контузы с соусом, пинели и брунели.А сколько было здесь дунайской лососины,Икры отборнейшей! Чудесной осетрины!И выбор крупных щук и мелких пребогатый,Меж карпов были здесь и шляхта, и магнаты,С печеной головой и жареной середкой,Вареный хвост торчал над жаркой сковородкой!(Адам Мицкевич. «Пан Тадеуш», Париж, 1831 г.) Телячьи головы на блюде,Лепешки в масляной полуде,Со вкусом убраны столы!В загоне, шевеля губою,Готовы к новому убою,Стоят на привязи волы.Пирог в сажень длиной, пахучий,Завязли в тесте морды щучьи,Плывет на скатерти икра.Гармонь на перевязи краснойИграет «Светит месяц ясный»И вальс «Фантазия» с утра.Кругом – налево и направо —Чины командного состава,И, засучивши рукава,Штыком ширяя в грудах снеди,Голубоглаз, с лицом из меди,Сидит правительства глава.И с ужасом взирают гости,Как он, губу задрав, из костиОбильный, сладкий мозг сосет.Он мясо цельными кускамиБерет умытыми рукамиИ отправляет прямо в рот.Пьет самогон из чашки чайной…(Павел Васильев. «Принц Фома», Москва, 1936 г.) Сколь многоног велик протяжен столь —весь – монолог – неимоверный стол.Разобраны охотничьи ножи,за недостоинством столовых инструментов,предложенных к разъятью элементов,как-то: распутыванью жил-не-жилкрепленья крыл кивания голови певчих горлышек занятные устройствапознанья желчи на язык и вкус и свойстваи содержанье форма каплунов.<…>По истощеньи иерусалимских лоз,что слаще монастырского пилось?Чья искусительская выглядит стопаиз-под перин разнеженной Европы?Затем и бродим мы стопа в стопу по тропам,дионисийские выделывая па —сами – опивки гомерических пиров —чужих пиров – чему не огорченны —пьем неразбавленное – в чем подобны черни —и пьем бродячее – так, не смотрите в ров.Пьем вина черные, пока на дне винане выкатится полная луна,и вина красные облизывает с губязык, набивший сам себе оскому,а вина черные еще глотком влекомык надтреснувшему горлышку бегут!Еще глоток – и – выдохнется – ах! —как черный пар души твоей, особа —изюм бренчит об костяное нёбо,гной винограда стынет на клыках!Пьем вина белые, покуда дотемнасо дна не встанет черная луна!Пьем вина столь прозрачные, что звонуже опорожненных ямбов нежныхвселяет в нас нетвердую надежду,что то же пьем, что пили испокон…(Михаил Генделев. «Охота на единорога», Иерусалим, 1981 г.)