Книга об отце (Нансен и мир)

Нансен-Хейер Лив

«Все, кому приходилось видеть Нансена в Лиге наций, едино­душно признают то исключительное влияние, каким он пользо­вался в Ассамблее. Здесь собирались самые выдающиеся государ­ственные деятели, дипломаты, юристы, промышленники, но боль­шинство среди них составляли руководящие политики всех стран мира. Они говорили на разных языках, принадлежали к самым различным расам и исповедовали различные религии. И все они должны были целиком и полностью представлять свою страну. Они не верили в благородные порывы. И хотя сами были знато­ками ораторского искусства и не прочь были поаплодировать хо­рошей речи, они редко давали увлечь себя. Они оставались холодны к потоку красноречия. Выступления Нансена в Лиге на­ций не имели ничего общего с ораторским искусством в обычном смысле слова. Он говорил по-английски

просто и с детской прямо­той, говорил без прикрас, если ему надо было высказаться о чем-то важном, с убеждающей силой глубокой серьезности. Весь его облик производил ослепительное впечатление на мировую ауди­торию, перед лицом которой он выступал. Его осанка и гибкая грация и, пожалуй, больше всего твердый ясный взор прико­вывали всеобщее внимание.

Несомненно, нации посылали в Женеву свою элиту. Но среди всех них выделялся Фритьоф Нансен — олицетворение идеи мира между народами и справедливости».

XI. РЕПАТРИАЦИЯ ВОЕННОПЛЕННЫХ

«Неужели вам для этой работы обязательно нужен профес­сор?»— с несчастным видом спросил отец, когда ранней весной 1920 года Совет Лиги наций предложил ему взять на себя трудное поручение — отправку военнопленных на родину.— Неужели для этого нельзя найти более подходящих людей?».

С другой стороны, ему казался весьма многообещающим тот факт, что новая международная организация занялась этим вопро­сом одним из первых. Со времени заключения перемирия прошло уже полтора года, а массы военнопленных все еще томились в ожидании отправки на родину. Жили они в ужасных условиях и тысячами умирали в лагерях.

Правда, еще на Гаагской конференции 1899 и 1907 годов были предприняты попытки установить такой международный закон, по которому военнопленные не считались бы врагами, имели право на кров, еду и одежду и не должны были подвергаться дурному обращению. Но мировая война перевернула все правовые и мо­ральные нормы. Во многих европейских государствах царил пол­ный хаос и во время войны, и после, и ни Международная органи­зация Красного креста, ни правительства союзников, несмотря на все их усилия, не могли оказать военнопленным никакой помощи.

В Германии условия были довольно сносные, но в конце кон­цов и ее настиг экономический кризис. Тогда дело сильно ослож­нилось, особенно для русских военнопленных, которые после 1917 года потеряли связь с родиной.

В европейской части Советской России в каждом лагере содер­жалось от 2 тысяч до 10 тысяч человек, а в Сибири число их достигало 35 тысяч на каждый лагерь. Тысячи людей погибали от голода. Русские морозы, сыпной тиф, малярия, холера, чума и ту­беркулез уносили огромное количество жизней. Русские врачи и медики из числа военнопленных пытались бороться с эпидемиями, но им не хватало для этого дезинфекционных средств, медикамен­тов, топлива, воды и соломы для подстилки. [191]

191

Рисуя бедственное положение военнопленных в России, автор упускает из виду тяжелое положение Советской республики, кото­рая получила в наследство от предшествующей власти разруху и голод. Однако даже в таких трудных условиях Советское государство с первых шагов своего существования уделяло посильное внимание военнопленным. Декретом СНК от 27 апреля 1921 г. была создана Центральная коллегия о пленных и беженцах, так называемый «Центропленбеж», в задачу кото­рого входило не только оказание материальной помощи военнопленным, но и их репатриация. И если эта организация не смогла широко развернуть свою деятельность, то причинами этого были как антисоветская политика блокады, так и та тяжелейшая борьба, которую молодая Советская республика вынуждена была вести против сил внутренней контрреволю­ции и иностранных интервентов. 

Годы плена, отсутствие каких-либо занятий, холод и голод при полной безнадежности деморализовали пленных. Немногочислен­ные священники, жившие в лагерях, мало чем могли помочь своим товарищам по плену. «При ближайшем рассмотрении они быстро обнаруживали, как мало сами получают от своей религии»,— рас­сказывал один из членов комиссии по оказанию помощи. Но были и примеры самопожертвования

и геройства. Один врач-немец, которому после долгих лет пребывания в плену представилась воз­можность выйти на волю, предпочел остаться в лагере, чтобы продолжать помогать другим.

Кроме военнопленных, было еще около 330 тысяч интерниро­ванных лиц из числа проживавших в России подданных европей­ских государств. В годы войны Международная организация Крас­ного креста и другие организации помощи получали доступ в лагеря интернированных в Центральной Европе и в России. Была нала­жена раздача еды, одежды и медикаментов, создавались больницы, был организован обмен инвалидами. Особенно деятельны были общества Красного креста Дании и Швеции. Медсестры шведского Красного креста спасли тысячи жизней.

После Октябрьской революции всех пленных, находившихся в России, объявили «вольными» гражданами. Вековому царскому самодержавию был нанесен смертельный удар, и надо было создавать новое общество. В ответ на революцию началась контррево­люция, которую поддержали прежние союзники России. Несчаст­ные военнопленные снова были интернированы и теперь уже лишены какой бы то ни было помощи извне. Американские и скандинавские общества помощи не могли до них добраться, бес­сильной оказалась и Международная организация Красного кре­ста. Некоторые общества Красного креста обратились к своим пра­вительствам с просьбой вмешаться во имя цивилизации и гуман­ности. Но отдельные правительства здесь ничего не могли сделать.

Лига наций видела единственный исход в том, чтобы поручить выполнение этой задачи какому-то одному лицу. Но нужен был человек, которому доверяли бы все и которому оказалось бы по плечу такое грандиозное мероприятие. Одному из секретарей Со­вета Лиги наций Филипу Ноэль-Бэйкеру [192] было поручено поехать в Христианию и уговорить Нансена взять на себя роль организа­тора этой работы в качестве верховного полномочного комиссара Совета Лиги наций.

Немедленно по прибытии в Христианию Филип Ноэль-Бэйкер дал знать в Люсакер, что он находится в британском посольстве и просит Нансена не отказать в любезности сообщить ему, когда тот сможет принять посланца Лиги наций. Не прошло и получаса, как Бэйкер увидел у подъезда посольства «форд», за рулем которого сидел Нансен. «Он был на тридцать лет старше меня и притом один из самых знаменитых людей своего времени, но он и не поду­мал послать за мной, а сам пришел приветствовать молодого по­сланца Лиги наций».

192

 Ноэль-Бэйкер, Филип (р. в 1899 г.)— английский политиче­ский деятель, лейборист. После первой мировой войны работал в Лиге наций. В дальнейшем неоднократно участвовал в правительствах, сформированных лейбористами. В 1946—1947 гг.— председатель лейбористской партии.

Нансен сразу же заговорил о деле. Не тратя лишних слов, он тут же попросил Бэйкера ввести его в курс дела и рассказать, как именно представляет себе Совет Лиги наций решение предстоя­щей задачи. Бэйкер не мог дать ему ответа. У Лиги наций имелись на этот счет очень смутные соображения. Семь часов без перерыва Нансен расспрашивал молодого человека. Они переворошили все имевшиеся в посольстве карты, справочники, малейшая деталь об­суждалась всесторонне. Англичанину не удалось даже сделать перерыв для традиционного файв о'клока. Под конец Нансен сказал, что ему понадобится несколько дней на размышление, и распрощался.

«Помню, что нам пришлось подталкивать его «форд» вниз под горку, чтобы завелся мотор,— рассказывал Бэйкер,— и я думал при этом, увижусь ли я когда-нибудь снова с этим удивительным человеком?» Бэйкер не очень на это надеялся, поскольку не смог дать удовлетворительный ответ ни на один из вопросов Нансена, не знал ни того, где находятся лагеря военнопленных, ни того, сколько их вообще, не знал, готово ли Советское правительство оказывать содействие, не знал, можно ли раздобыть судно или поезд для перевозок, не знал, кто будет организовывать пересыль­ные лагеря и дезинфекционные пункты, не знал даже и того, где и как Нансену придется добывать необходимые денежные сред­ства. Бэйкер решил, что едва ли во всем мире найдется человек, который захочет рисковать своим добрым именем ради такого без­надежного предприятия.