Книга первая. 3: Апологет – Ересиарх

Ситникова Лидия Григорьевна

Верная Ромке ждёт на конюшне. Здесь больше не держит ничто – этот прогнивший город вдосталь напитал охотника своими соками. День пути, и конец сомнениям. И конец ожиданию длиной в год…

Рука сама скользнула к оберегу на груди. Крохотный резной кусочек дерева, казалось, ещё хранил тепло двух тел.

Богиня-мать, сама ведёшь меня обратно… Надеюсь, я не опоздал.

Есть что-то в той деревне или нет – он сам разберётся с «невидимой колдуньей». Ни к чему церковным нюхачам знать о случившемся. На их долю хватит настоящих ведьм.

***

На

месте пропавших домов действительно ничего не нашлось, кроме удивительно ровного круга ямы. Сопровождаемый местным священником, отцом Ульрихом, охотник осмотрел пустырь – тот словно всегда был здесь. Будто и не стояли на этом участке четыре дома, будто и не жили тут люди.

Селение казалось вымершим. Ближайшие к пустырю дома молчаливо глядели слепыми оконцами. Где-то протяжно и тоскливо блеяла овца.

Охотник спустился в яму. Дно оказалось совершенно ровным, никаких бугров или рытвин. Ничего – словно кто-то специально утаптывал землю. Он наклонился и попробовал почву рукой – сухая, как и везде. Жаркое лето истощило землю, проделало в ней глубокие трещины. Повсеместно гиб урожай, воды в мелеющих речушках не хватало. Выживали лишь сорняки, да и тем приходилось туго. Листья полыни вокруг пустыря пожелтели, а сама пожухшая трава казалась совсем старой.

За пустырём зарастал сорняками огород. Ровные грядки без слов говорили, что за ним ещё недавно тщательно ухаживали. Сейчас же растения медленно умирали под безжалостным солнцем, а со стороны пустыря огород резко обрывался, сменяясь утоптанной истрескавшейся почвой. Так, словно кто-то отсёк часть грядок – охотник заметил лежащие на земле беспомощные стебли с аккуратно обрезанными верхушками.

Отец Ульрих, разглядывавший огород, испуганно перекрестился.

– Господи, твоя воля!

Между грядок, видимо, нашло погибель какое-то животное. Желтовато-белая, неправильной формы кость валялась среди растений. Охотник нагнулся и поднял её – кость оказалась очень лёгкой, но на обломанной кромке не пористой, а плотной, чисто-белой и гладкой.

– Что это, господин? – почему-то шёпотом спросил отец Ульрих. Его голос, нарушив тишину, неприятно резанул по ушам.

– Я не знаю, святой отец, – охотник сжал обломок кости в кулаке. Острые края впились в ладонь сквозь плотную кожаную перчатку.

Возвращаясь через пустырь обратно к улочке, охотник наступил на что-то мягкое и податливое. Этим оказалось полуприсыпанное землёй собачье тельце.

«Ведьмин дом» действительно стоял на отшибе. От других построек его отделяла узенькая полоска берёзовой рощи – чахлые деревца росли вкривь и вкось, создавая естественный частокол.

Густая, вся в сухих метёлках, трава шуршала, цепляясь за ноги охотника. Отец Ульрих остался в стороне, опасливо озираясь по сторонам и длинно вытягивая тощую шею.

Во дворе было пусто. На косом плетне хозяйничал плющ, потемневшие бревенчатые стены обросли усохшими от жары поганками. Охотник хмыкнул. Истинное ведьмино логово, ни дать ни взять.

Внутри пахло пылью, лежалым тряпьём и мышами. Углы густо заплела паутина, пол покрывал слой сухих листьев – по-видимому, ещё с осени. Ветер шевелил косо висящую дверь.

Охотник

прошёл вглубь, отыскивая что-нибудь, что могло бы указывать на колдовские занятия. Но, видимо, в дом, имеющий дурную славу, уже давно не ступала нога. Никаких следов обитания – ни человека, ни бесовских прихвостней.

На печи стоял котелок, но в нём не нашлось ничего, кроме мышиного помёта, а сама посуда выглядела давно брошенной. Охотник поворошил мусор на полу. Ни костей животных, ни подозрительных пятен, ни следов начертанных знаков. Либо ведьма умна… либо след оказался ложным.

Он обернулся. Сквозь распахнутую дверь синело небо, сквозняк донёс треск кузнечика. Охотник снова вернулся взглядом к угрюмому дому, тщательно изучил стены, простучал пол носком ледерсена 4 . Пусто.

Отец Ульрих стоял на том же месте, замерев и бормоча вполголоса молитву. Охотник поравнялся с ним и, не останавливаясь, двинулся дальше. Священник побрёл следом, продолжая бормотать.

– Кто жил в этом доме? – спросил охотник.

– Вдовушка жила, господин, – ответил отец Ульрих, прервав бормотание, – в прошлом году преставилась, да так и стоит с тех пор дом брошенным…

4

Высокие мужские сапоги.

– Замечена в делах бесовских была?

– Не дай-то господи, набожная была женщина, каких поискать!

– Дети были у неё?

– Детишек им с мужем бог не дал, – священник перекрестился и вздохнул, – уж и молились они, и к знахарке наведывались, да без толку. Так и померли бездетными – сначала он, а потом и она.

– Знахарка? – переспросил охотник.

– Живёт здесь недалече, – тонкие, потрескавшиеся губы святого отца скривились, – травками пользует, заговоры знает. Да вы сходите к ней, сходите – уж она-то, видит Господь, много тайн за душой держит!

– Как мне найти её, святой отец?

– Да я вас отведу, и с молитвою, чтоб оградить от всяческого… Отвести-то отведу, вот только в дом к ней заходить не стану и знаться с нею не желаю, – забубнил отец Ульрих, – богопротивное это дело, что она делает. Говорят, жизнь людям продлевает, а это уж грех так грех. Кому Господь сколько отмерил, так тому и быть, а идти поперёк воли божией…

Под бубнеж священника они снова прошли мимо места, где стояли исчезнувшие дома. Из полыни метнулась к ним под ноги бледная тень, скользнула и пропала в зарослях по другую сторону. Отец Ульрих застыл и истово перекрестился.

– Господи, спаси!

– Это всего лишь ягнёнок, святой отец.

О количестве ног у ягнёнка охотник предпочёл умолчать.

***

Травница жила рядом с полем – сразу за плетнём колыхались хлеба. Сухонькая, жилистая, ещё не старая женщина встретила их за работой – веретено споро крутилось в её руках, обматываемое толстой шерстяной пряжей. Выгоревшие соломенные волосы уложены в косу, на плечах – платок поверх простого платья.

Завидев вооружённого человека, сопровождаемого святым отцом, знахарка отложила пряжу.