Книга первая. 3: Апологет – Ересиарх
Шрифт:
– Законы тебе известны, – добавил всё тот же бас, – известны и последствия их нарушения…
Запястья вдруг скрутило жуткой болью. Фигура вдовы расплылась, сливаясь с окружающим туманом, что-то твёрдое ударило в спину, и Герхард очнулся.
Повозка стояла. Один из монахов возился у клети, в его похожих на лопаты руках лежала связка ключей.
– Отступник, – пробасил монах, снова дёргая верёвку, которой были стянуты запястья Герхарда. Прочность узлов, по-видимому, удовлетворила доминиканца. Но не Геликону.
Оливет появился из-за спины монаха
– Я всегда считал, – Геликона подошёл ближе, – что доверять святую работу инквизитора тому, кто даже не давал обета своим братьям и Господу нашему Иисусу… – дознаватель наклонился к уху Герхарда, его голос понизился до шёпота, – всё равно что доверять стадо овец волку…
Звонкий щелчок кнута отчётливо прозвучал в ночной тишине. Геликона выпрямился и встал позади Герхарда – так, что инквизитор не мог его видеть. Уловка старая, но неизменно действенная.
– Ты неплохо перенял мои уроки, – сказал Герхард, – не гнушаясь учиться у волка, Луиджи-Франческа.
– Франческо, – сквозь зубы процедил Геликона с нажимом на последнюю букву.
– Ты при рождении был так похож на девчонку, что твоё второе имя было решено избрать женским, да, Геликона? – с усмешкой спросил Герхард. Запястья невыносимо ломило.
– Я ношу мужское имя, – проскрежетал дознаватель.
– Вот как? А я слышал иную историю. Будто твоя мать спутала тебя с ребёнком женского полу – не то сослепу, не то с помрачения рассуд…
Договорить Герхард не успел. Спину словно обожгло огнём, по лопаткам потекло густое и тёплое.
– И она была права, – выдохнул Герхард, как только смог набрать в грудь воздуха.
Кнут свистнул снова. Инквизитор стиснул зубы, принимая второй удар.
– Не оттого ли ты дал обет безбрачия… – прошипел он, переводя дыхание, – что не смог бы никогда познать женщину как подобает мужчине?..
Дознаватель бил молча – кое-чему он, видимо, всё же научился: держать себя в руках и не вступать в диалог с жертвой. Иначе палач рискует поменяться с ней местами.
– Я долго этого ждал, – наконец прошептал Геликона, наклоняясь и заглядывая в лицо бывшему учителю, – десять ударов – меньшее, что ты заслужил, отступник.
– Во что ты… веришь больше… Франческа? – выговорил Герхард, с трудом поднимая голову. Пот, стекая по переносице, щипал кожу, – в собственную ложь… или в собственную правоту?..
Мгновение инквизитор и дознаватель смотрели друг другу в глаза.
– Я верю в то, – негромко ответил оливет, – что к полудню ты будешь мёртв.
Геликона развернулся и швырнул монаху окровавленный кнут.
– Поехали!
Глава 4
Геликону можно было упрекнуть в чём угодно, но только не в пустословии. Ещё не занялась заря, когда повозка вкатилась в ворота Дармштадта. Грохот колёс по брусчатке то и дело выдёргивал Герхарда из блаженного полубеспамятства. Но какая-то часть его сознания продолжала
Удар израненной спиной о твёрдую поверхность привёл Герхарда в чувство. Он разлепил веки. Перед ним стоял ненавистный Геликона, позади которого маячила дюжая фигура монаха.
Кивком Геликона подал монаху знак, и тот приблизился, держа в руках железный инструмент. Герхард дёрнулся – спина упёрлась в жёсткое. Деревянный «трон», к подлокотникам которого его запястья были прикручены цепью, не шелохнулся.
Монах подал инструмент дознавателю, поставил на низенький столик свечу и с поклоном отступил к стене.
– Нам с тобой есть о чём поговорить, инквизитор Эгельгарт, – произнёс дознаватель, складывая поленья в небольшом очаге. Поданное монахом орудие он пристроил поодаль, так, чтобы оно оставалось в тени.
Герхард молчал, исподлобья наблюдая за тосканцем.
Геликона поднёс свечу к горстке сухих веток, брошенных поверх поленьев. Пламя весело заплясало, осветив лицо дознавателя – сосредоточенное, с кривой, будто презрительной, морщиной поперёк лба.
– Я давно заметил, – сказал Геликона, – что при допросах некоторых еретиков ты был чересчур мягок. Я даже больше скажу – ты был мягок с теми, кто среди прочих сильнее всего заслуживал жестокости. Ты щадил вероотступников и язычников, Эгельгарт. Не оттого ли, что сам оказался одним из них?
Не оттого. Герхард снова смолчал, окидывая взглядом комнату.
– Я уверен, что причина твоего сочувствия еретикам кроется в духовном родстве с ними, – продолжал свой монолог дознаватель, – но пока это ясно лишь мне одному. И мой долг как инквизитора – доказать это утверждение, обратив в истину, ясную каждому брату, имеющему честь заседать в Священном трибунале.
– Ты никогда не станешь инквизитором, – усмехнулся Герхард.
– Нет? – Геликона шагнул ближе, полы его туники колыхнулись. – Это мы узнаем с рассветом. А пока что у меня достанет времени, чтобы подготовить тебя к трибуналу.
Инквизитор не ответил, лишь сильнее прищурился, заметив, как Геликона то и дело бросает настороженные взгляды в его лицо, пытаясь, видимо, разгадать, куда смотрит пленник.
Комната не внушала надежд. Каменные стены, покрытая плесенью от вечной сырости дверь. И крохотное оконце в пол-локтя под низким потолком, забранное толстой решёткой с утопленными в камень прутьями. По стенам смутно угадывались силуэты развешанных на крюках инструментов, громоздились нелепые махины орудий, призванные одной цели – истязать.