Книга Розы
Шрифт:
«Соломон, в Киеве я тебе хату не дам. Но мой комбат в Тальном первый секретарь горкома партии. Я скажу Кольке, он тебе даст».
С этим письмом отец и поехал в Тальное, зеленый городишко под Черкасами. Очень тихий и спокойный. Пришел к бывшему комбату. Тот рассудил:
– Дядя Соломон, ну, дам я тебе маленькую хатеночку, брошенную. Так ее надо ремонтировать, а ты уже старый. Я тебе вот что предлагаю: у меня тетка тут живет одна в хате, хорошая хата, ремонта не надо, и тетка хорошая – фельдшерица.
Отец недолго думал, пошутил только невесело:
– Везет мне. Соня моя была фельдшерица,
– Дядя Соломон, она тебе понравится, такая добрая.
Анна Антоновна была женщиной с морщинистым лицом и добрыми глазами, тоже любила моего отца и заботилась о нем до последнего. И привечала его родных. Дочка Беллы Юлька девчонкой ездила к деду в Тальное. Зная, что внучка очень худенькая, он писал Белле: «Пришли Юльку, нагодуем ей. Тут коза у хозяйки Анны Антоновны, молоко козье жирное, хорошее, я Юльку им отпою».
Глава 22
О любви и замужестве
Летом 1948 года всех, кто мог работать диспетчерами, выдергивали из отделов и «сажали» на хлебные перевозки. Урожай зерновых в тот год выдался богатый. Юго-восточная дорога была просто завалена зерном. Гнали эшелон за эшелоном на Москву, на Ленинград. Митя Лазутин работал диспетчером в Сталинграде, а я – в Харькове. Донецкий округ имел шесть дорог: Южная, Южнодонецкая, Северодонецкая, Юговосточная (Воронеж), Сталинская (Днепропетровск) и Сталинградская (Сталинград). Мне очень нравилось, как Дмитрий справлялся с обязанностями диспетчера. Если сказал, что эшелон отправляет, то отправит строго по графику. И когда одна сотрудница коммерческого отдела Нинка поехала в командировку в Сталинград, то я попросила ее зайти и посмотреть в диспетчерской Лазутина. Симпатичный или нет. А Нинка стеснительная была. Знаю, вернулась из командировки, а ко мне не идет. Я нашла ее и спрашиваю:
– Лазутина видела?
– Видела, заходила, разговаривала, привет от тебя передала. Он беленький такой, приятный.
Я ей поверила. Когда прошел бум зерновых перевозок, я в техотдел вернулась. И, как-то задержавшись на работе, слышу, звонит телефон. Беру трубку, а там голос приятный с легкой картавинкой:
– Роза Соломоновна? Это Сталинград. Лазутин говорит.
– Дмитрий Иванович? Слушаю вас. Но я больше не занимаюсь хлебными перевозками.
– Знаю, мне сказали. Я тут в отпуск к маме на Украину еду, в село Казанка. А по пути хочу за ехать в Харьков – я там воевал. Найдется где мне переночевать?
– Найдем, только вы из Поворино (там пересадка) дайте мне телеграмму с номером вагона. А я договорюсь в мужском общежитии, чтобы вам койку дали.
– Буду признателен. Мне очень хочется побывать у Холодной горы. Там шел наш последний бой за Харьков.
Я слышала про Холодную гору, но где она, не знала.
У нашего начальника округа референтом был Жорка, красивый и седой. В оккупации на его глазах немцы расстреляли трех сестренок и братишку маленького за то, что отец служил командиром в Красной Армии. А его не тронули, потому что в кузнице работал с каким-то дядькой. И вот этот Жорка услышал, как я рассыльной сказала:
– Придет телеграмма из Поворино бегом неси мне.
– А что ты мне дашь?
– Талончик на сахар, а ты купишь себе халвы.
У нас тогда
И вот через какое-то время она приносит мне телеграмму. В ней Дмитрий пишет, что его обокрали в поезде и встречать не надо. В то время такое случалось. За день до этого я сама видела, как по коридору шел мужчина в плаще и в туфлях на босу ногу, спрашивал, где кабинет начальника округа. Оказывается, ехал из Москвы в Крым, и его, пока спал, обокрали. А плащ лежал свернутый под подушкой. Мужчина оказался работником Московского наркомата. У нас имелась своя швейная мастерская, и его быстро приодели. И вот собралась я Дмитрия встречать. А перед самым приходом поезда Жорка мне сообщает:
– У Кривоноса немцы. Иди стенографировать.
– Жора, я не могу. Мне поезд надо встретить.
– Да знаю я про твой поезд.
Оказалось, что, услышав мой разговор с рассыльной, он пошел на телеграф и пробил эту телеграмму. Но я этого не знала и столько пережила за эти сутки!
– Я что, должен сказать Кривоносу, что ты жениха встречаешь? Извини, но этого я не могу – знаешь, как ему важно фасон держать.
Я тогда попросила подругу Лиду узнать у проводника, кого ограбили, и найти Дмитрия. Сижу, как на иголках, на встрече с немцами, стенографирую. Что-то помнила еще в пределах школы. После встречи побежала в отдел, спрашиваю:
– Анна Романовна, никто не звонил?
Потом бегу к Лиде. А та – с порога:
– Роза, это какая-то провокация. Я весь поезд прошла – никого там не ограбили.
Возвращаюсь в отдел, и вдруг звонят с вахты:
– Тут Эпштейн спрашивают два парня.
«Надо же, сразу два, – думаю, – мне б и одного хватило».
Передо мной по лестнице спускалась какая-то женщина, задрала юбку и поправила чулки. Дмитрий потом рассказывал, как подумал: это не Роза. И тут спускаюсь я в красивом голубом крепдешиновом платье и вижу двух мужчин – один темноволосый, другой блондин. И хотя мне Нинка говорила, что Лазутин беленький, я подошла интуитивно к темноволосому и говорю:
– Здравствуйте, Митя.
А он улыбнулся приветливо и спрашивает:
– Поможете пройти на службу пути моему попутчику?
Митя пришел с чемоданом. Я уже договорилась с комендантом Евдохой, что она поселит его на любое место. Оставив чемодан в комнате, мы отправились к Холодной горе. Я уже узнала, где это. Пришли. Митя осмотрелся, увидел большую глыбу, накрытую ржавым железом. Сбросил железо. В углублении лежал чернильный карандаш и виднелась надпись: «Я тут был». Под ней двенадцать фамилий. Дмитрий написал тринадцатую – Лазутин. А потом встал на колени, облокотился на эту глыбу и заплакал. У меня все внутри перевернулось.
– Извини, Роза, меня за слабость. Но здесь погиб мой взвод. А чуть дальше, правей, полегла вся рота. Не думал, что эта глыба сохранится – здесь был наш пулеметный расчет.
Он как-то почернел весь. Стал каким-то растерянным.
«Надо же, как глубоко чувствует этот мужчина!» – удивилась я.
Потом мы пошли в сквер, к фонтану «Комсомольская струя». Я ему рассказываю, что комсомольцы его строили. И тут поднимаю глаза, а напротив вижу крупными буквами: «ЗАГС». Мне стало неловко: «Может, он подумает, что я его сразу привела к ЗАГСу?»