Книга Снов
Шрифт:
— Убью! — оскалилась Мира. Тут же расплакалась и обхватила Стайена. — Я люблю тебя! Всё не могла сказать, чтоб тебе провалиться! — Хорёк прижимал её к себе и был счастлив. Впервые за много лет был по-настоящему счастлив. Беспричинно и беспредельно.
— Побудь со мной, — попросила Мира. — Только не смейся! Мне страшно засыпать. Мне все последние дни было страшно засыпать. Такое в голову лезло, никакой дури не нужно!
— У тебя всё ещё осталось?
— Осталось, —
— Справишься?
— А ты будешь рядом?
Хорёк снова обнял её. Куда делась Мира-гроза Вселенной?
— Буду. Если только не отправят на задание.
— От меня не скроешься! Слушай, так правда, что ты и он — один и тот же человек?
— Правда, — улыбнулся Хорёк, приглаживая усы.
— Пижон! Вот ты кто, понял? И что, он помнит всё то же, что и ты?
Снова кивок в ответ.
— В голове не укладывается! — призналась Мира. — Неужели я когда-нибудь в это поверю?
— Идём, Мира, — Хорёк поправил шляпу. — У тебя был длинный день.
— Уж длиннее не представить, — проворчала Мира. — Слушай, а что-нибудь со спиртом тут водится? Выпить хочу, сил нет.
— Вот как ты «завязываешь»?
— Не нуди! Тени не пьянеют! Ну, то есть пьянеют, но ненадолго! Найдёшь?
— Найду, — Хорёк подвёл её к дому. — Если сейчас же поднимешься к себе в комнату и ляжешь в постель.
Мира хихикнула, ткнула его в бок.
— Ой, как прямолинейно! Ладно, не смущайся, я не настолько доступная. Всё, жду!
И умчалась — вверх по лестнице.
Тихо. Все спят. Великое Море, ну и денёк! Хорёк вздохнул и снял шляпу. Может, Вейс права и лысина вовсе не портит впечатления? Не носить же парик, в самом деле!
Лас, Долина роз
— Красиво, — Незнакомка смотрела с восхищением на долину. Красота какая… а запахи! И вечное лето… пусть даже только здесь, в самой долине. — Мы с тобой неплохо поработали, да?
Лас молча кивнула. Книга Снов и здесь была на столе.
— Хочешь вернуться? — Незнакомка проследила за её взглядом. — Попробуй. Интересно, что получится.
— Ты можешь оставить меня одну?
— Не могу, — Незнакомка покачала головой. — Прости. Не хочу, чтобы ты убежала. Кто знает, вдруг ты сможешь.
— Если я пообещаю, что скажу тебе, если соберусь уйти?
Картина в её руках засветилась ярче.
— Как интересно, — проговорила Незнакомка. — Хорошо, Лас. Обещай.
— Обещаю и клянусь, — Лас взяла картину обеими руками, — что никогда не уйду в другое место, не предупредив тебя об этом. — Картина на пару секунд засияла, на неё больно стало смотреть.
— Хорошо, — Незнакомка кивнула. — Пока ты выполняешь свои обещания, я выполняю свои. Обещаю и клянусь, что, когда получу свободу, раз и навсегда оставлю тебя
Картина вновь засветилась ярче — и приугасла.
— Пообещай, что не будешь никому мстить! — потребовала Лас.
Незнакомка отрицательно покачала головой.
— Буду. Должна. Давай, я покажу тебе кое-что! Возьми меня за руку. Боишься прикасаться? Тогда просто обними! Да положи ты картину, никуда она не денется!
Лас не сразу решилась выпустить картину. Не делась. Лежала себе на столе и лежала.
Обнять Незнакомку оказалось не меньшим испытанием.
— Я — это ты, — услышала Лас шёпот. — Закрой глаза и не бойся.
Мианнесит, восемьдесят девять лет назад
Она сломала руку. И даже не поняла этого — привыкла жить в состоянии, когда ничего не чувствуешь. То есть совсем — кожа не ощущала прикосновений, только холод и тепло ощущались. Это всё от мази, но уже не было сил сопротивляться. Хозяин чётко сказал — перестанешь петь, скормлю свиньям. И скормит, не врёт.
Приходилось намазываться, раз в сутки. И петь для его и его гостей. Миан возненавидела эти песни, но нельзя было показывать виду. Только у себя в комнате она могла вспоминать настоящее имя. Не прозвище («Мианнесит» означало «Серебряный голос»), а имя. Я Вереан, повторяла она. Я не забуду, что я Вереан эс Немертон эс Фаэр. Я ничего не забуду.
Но вот упала с лестницы. Она поняла, что что-то не то, только когда попыталась взяться за дверную ручку. Тут же сбежалась прислуга, все были в ужасе. Даже хозяин выразил что-то, похожее на сострадание — Миан всё ждала, когда он прикажет скормить её, как обещал, но взамен её повезли в больницу.
…Её оставили одну в комнатке. Ничего там не было — только зеркало, всё остальное заперто в шкафах. После лекарств, которые ей дали, в голове кружилось, и хотелось спать. Но Миан сумела подняться и, на непослушных ногах, добрести до зеркала. У себя в комнатке зеркало было её единственным собеседником. Ни игрушек, ничего — только зеркало.
Миан показалось, что она слышит голоса. Лекарство, подумала она, от него всё это мерещится. Посмотрела себе в глаза. Да, красивая. Всё равно красивая.
Миан подняла здоровую руку и, не вполне понимая, зачем это делает, с силой провела ногтями по щеке. Появились красные полоски, кровь начала стекать по щеке.
Накатила злость. Потом — ярость. Миан ощущала запах своей крови, он опьянял. Зеркало сдвинулось, поплыло перед глазами, и пришлось схватиться за него, чтобы не упасть.
…Её швырнуло во тьму. А из глубины приблизился светлый прямоугольник — и в нём были видны и врач, и хозяин. Миан сделала шаг, под ногами оказалась опора. Прямоугольник приблизился. По ту ео сторону, в другом кабинете, стояли её хозяин и врач.