Книга стихов(CИ)
Шрифт:
забылось пять ушибов,
я пять надежд своих пережила,
я совершила новых пять ошибок,
и пять разлук я счастьем назвала.
Прошло пять лет --
пять чудных звезд упало,
пять раз теплом сменялись холода,
меня пять раз чужая боль спасала.
Но вот шестая вспыхнула звезда.
1986 г.
* * *
Как-то вдруг стали дни коротки,
как-то сразу приблизились дали.
Телефонные
но зато молчаливей печали.
Вот и я научилась уже
раздавать деловые советы
и не письма писать, а клише,
откликаясь на чьи-то приветы.
И легко признаваться при всех:
– - Есть движение, нету полета...
– -
И не верить в случайный успех.
И не ждать от судьбы поворота.
1987 г.
* * *
Неровным клином вытянутый лес,
едва живой от собственной отваги,
трепещущий от каждой колымаги,
отчаянно несущейся в прогресс.
Какой-то реденький и сухонький на вид,
беспомощный, зажившийся не в меру.
Неужто ночью это он шумит,
вдыхая жизнь в больную атмосферу?!
1987 г.
\
* * *
А к тебе -- совсем не подходить,
просто так -- смотреть издалека,
осторожно, будто воду пить
из осеннего лесного ручейка.
Лучше уж к стеклу -- горячим лбом.
А к тебе -- совсем не подходить.
Лучше уж склоняться над столом,
крестики да нолики чертить.
1987 г.
* * *
Когда я устаю от этих взглядов,
вполуприщур со слабеньким смешком,
когда от очищающих обрядов
нет очищения, а только в горле ком,
когда оправдываться -- глупо, неуместно,
еще глупее -- страстно убеждать,
когда рассказывать -- уже неинтересно,
а тишина способна унижать,
когда что делать, в сущности, не знаю,
когда чужой не трогает рассказ,
я только Вас тогда и вспоминаю!
Но часто ли я вспоминаю Вас?
1987 г.
ЛЮБОВЬ - БЕЗДОМНАЯ ПТИЦА
Любовь -- бездомная птица,
то сядет на плечи к другу,
то луной в предрассветном небе
бесконечно тоскливо тает.
То кричит электричкой
то пронзает хрустальным звоном,
то по кругу, по кругу ходит
в циферблате часов настенных.
Улетай! Где твой дом -- не знаю.
Разве мало тебе свободы?
Все равно в мое сердце больше
никогда тебе не вернуться.
1987 г.
НА ВОКЗАЛЕ
Я своих земляков узнаю по широким скулам
и еще по тысяче мелких примет.
По немарким плащам и пальто сутулым,
по чему-то обычному, чему и названия нет.
По настойчивым неторопливым взорам,
по какой-то угрюмости на лице,
по набившим оскомину разговорам
с интонациями, растянутыми в конце.
Вот по этим передвижениям резким,
по внезапной окаменелости поз.
Вот по этим улыбкам -- почти что детским,
вот по этим путешествиям -- всерьез.
1988 г.
* * *
Отвернулся к стене и лежит.
Знать не хочет, не видит, не слышит.
Но рука на подушке дрожит
тем сильней, чем спокойней он дышит.
Не поможет уже, может быть,
ни молчание, ни многословье...
Не лечить мне его, не бранить,
не сидеть у его изголовья.
1988 г.
РЕВНОСТЬ
Ревность -- это красные апельсины,
которые ты молча носишь в больницу.
Ревность грубее запаха псины,
больнее удара в ключицу.
Ревность располагается в легких,
как рыжий дым заводских труб.
Ревность -- это скопище колких
словечек для искривленных губ.
Ревность -- извращение света,
радиация, о которой не знаешь.
Ревность -- что-то вроде спасательного жилета,
который ты мне, уходя, бросаешь.
1988 г.
* * *
Зеркала -- это так, для проформы.
Заглянула -- и дело с концом.
В многогранник неправильной формы
я смотрелась горячим лицом.
За возможное в нем отраженье,
за неверное счастие с ним,
за веселого света скольженье
он когда-то был мною любим.
И весь мир сквозь него я пыталась
рассмотреть, и всю жизнь -- сквозь него.
Я себе необычной казалась
в каждой грани холодной его.
1988 г.