Книга Страшного суда
Шрифт:
— Вы видели, леди Ивольда, как он убрал церковь? — поделилась Имейн возмущением с Блуэтовой сестрицей, заглушая колокольный звон. — Поставил вместо свечей в алтарных окнах простецкие плошки с жиром. Я должна остаться и отчитать его. Он опозорил наш дом перед епископом.
Пылая праведным гневом, она решительно зашагала на колокольню. А если бы он поставил свечи вместо плошек, подумала Киврин, они бы оказались не того размера или не в тех подсвечниках. Или он бы неправильно их гасил. Предупредить
— Я устала, — хныкала малышка. — Пойдем спать.
Киврин отвела ее в амбар, уворачиваясь от сельчан, которые по второму кругу завели гулянья на заснеженном выпасе. В костер подбросили свежего хвороста, несколько женщин плясали вокруг, взявшись за руки. Агнес без пререканий улеглась на амбарном чердаке, но не успела Киврин дойти до дома, как обнаружила, что девочка пустилась за ней вдогонку.
—Агнес, — строго начала Киврин, уперев руки в боки, — ты почему вскочила? Сама ведь говорила, что спать хочешь.
—Черныш занедужил.
— Занедужил? Что с ним такое?
— Ему плохо, — повторила Агнес. Ухватив Киврин за руку, она повела ее обратно в амбар и вверх, на чердак. Щенок безжизненным комочком обмяк на соломе. — Ты сготовишь ему снадобье?
Киврин подобрала щенка — и бережно уложила обратно. Он уже начал коченеть.
— Ох, Агнес, боюсь, ему уже не поможешь.
Девочка, присев на корточки, с любопытством присмотрелась к щенку.
— И капеллан у бабушки умер. Черныша сгубила горячка?
«Черныша сгубило чрезмерное внимание», — ответила Киврин мысленно. Его вчера столько тискали, дергали, отнимали друг у друга и чуть не задушили... Заласкали беднягу до смерти. Да еще в Рождество — хотя Агнес, кажется, не особенно расстроилась.
— Теперь будут похороны? — спросила девочка, осторожно дотрагиваясь пальцем до щенячьего уха.
Нет, какие там похороны. В Средние века домашних питомцев не хоронили в коробках из-под обуви. Их просто кидали под куст или в ручей.
— Мы зароем его в лесу, — придумала Киврин, слабо, впрочем, представляя, как они смогут прокопать мерзлую землю. — Под деревом.
Вот теперь Агнес огорчилась.
— Нет, пусть отец Рош похоронит Черныша на погосте.
Киврин сомневалась, что даже ради Агнес, для которой он готов на все, отец Рош согласится хоронить животное по христианскому обычаю. Наличие души у домашних любимцев отрицалось вплоть до XIX века, но и викторианцы не требовали христианского погребения для своих усопших собак и кошек.
— Я прочитаю над ним отходную, — пообещала Киврин.
— Отец Рош должен похоронить его в ограде, — надулась Агнес. — И позвонить в колокол.
— Все равно придется погодить
Только непонятно, что теперь делать с тельцем. Не оставлять же мертвого щенка у постели девочек.
— Пойдем отнесем Черныша вниз.
Стараясь не морщиться, Киврин подхватила коченеющий трупик и слезла по лестнице. Внизу она оглянулась в поисках какого-нибудь ящика или мешка, но ничего не нашла. Тогда она уложила щенка в углу рядом с косой и велела Агнес принести соломы, чтобы его укрыть.
Девочка обрушила на него целую охапку.
— Если отец Рош не позвонит в колокол, душа не попадет на небо... — разрыдалась она.
Киврин успокаивала ее битых полчаса. Баюкала, вытирая льющиеся по щекам девочки слезы, и приговаривала: «Ну, будет, будет, ш-ш-ш».
На дворе послышались шум и возгласы. Рождественские гулянья добрались до господского дома? Или гости собрались на охоту? Киврин различила конское ржание.
— Пойдем посмотрим, что там творится, — позвала она Агнес. — Может быть, это твой отец приехал.
Агнес села, хлюпая носом.
—Я расскажу ему про Черныша, — решила она, слезая с колен Киврин.
Они вышли наружу. Во дворе толпились люди и кони.
—Что они делают? — не поняла Агнес.
— Не знаю, — ответила Киврин, хотя что там гадать. Коб выводил из конюшни белого скакуна, принадлежащего посланнику, а слуги выносили мешки и сундуки, которые сгружали поутру. Леди Эливис, застыв в дверях, обводила двор тревожным взглядом.
— Они уезжают? — догадалась Агнес.
— Нет.
«Нет, только не это. Они не могут уехать. Я не знаю, где переброска».
Вышел монах в своей белой рясе и плаще. Коб, нырнув в конюшню, вывел оттуда лошадь, на которой Киврин ездила за остролистом, и вынес седло.
— Уезжают, еще как уезжают! — возразила Агнес.
—Да, я вижу. Я вижу.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Схватив Агнес за руку, Киврин повела ее обратно в амбар, подальше с глаз. Надо отсидеться, пока они не уедут.
— Мы куда? — спросила Агнес.
Киврин прошмыгнула мимо двух Блуэтовых слуг с сундуком.
— На чердак.
— Я не пойду спать! — завопила Агнес, останавливаясь как вкопанная. — Я не устала!
—Леди Катерина! — окликнул ее кто-то со двора.
Подхватив Агнес на руки, Киврин поспешила к амбару.
— Я не устала! — надрывалась девочка.
К ним подбежала Розамунда.
—Леди Катерина! Вы меня не слышите? Вас матушка просит. Посланник уезжает.
Она повлекла Киврин за собой к дому.