Книга Страшного суда
Шрифт:
— Моддер! Гэвину я должна была сказать! — прорыдала она — и остановилась, увидев, что матери в комнате нет. Слезы моментально высохли.
Агнес в раздумьях постояла у окна, очевидно, прикидывая, не повторить ли спектакль попозже, а потом бросилась к двери. Однако на полпути она заметила Киврин и снова замерла.
— А я знаю, кто ты! — сообщила девочка, подходя к кровати. Ей едва хватало роста, чтобы заглянуть наверх. Тесемки шапочки опять болтались по плечам. — Ты дама, которую Гэвин нашел в лесу.
Киврин отвечать не стала, из опасений, что исковерканная переводчиком речь напугает ребенка,
— А что с твоими волосами? — удивилась Агнес. — Их украли разбойники?
Киврин мотнула головой, улыбнувшись неожиданному предположению.
— Мейзри говорит, разбойники украли у тебя язык. — Агнес показала на лоб Киврин. — Ты ушиблась головой?
Киврин кивнула.
—А я коленкой. — Агнес ухватилась обеими руками за согнутое колено, приподнимая, чтобы показать Киврин грязную повязку. Старуха была права. Повязка уже начала сползать, приоткрывая содранную кожу. Киврин думала, что там обычная ссадина, однако рана выглядела куда серьезнее.
Запрыгав на одной ноге, Агнес отпустила колено и снова облокотилась на кровать.
— Ты умрешь?
«Не знаю», — подумала Киврин, вспомнив о болях в груди. Смертность от кори составляла в 1320 году семьдесят пять процентов, а укрепленный иммунитет пока почему-то не справлялся.
— Брат Губард умер, — со знанием дела продолжала Агнес. — И Гилберт. Он свалился с лошади. Я его видела. У него голова была вся красная. А Розамунда говорит, что брат Губард умер от синей хвори.
Интересно, что еще за синяя хворь? Удушье? Апоплексия? И не тот ли это капеллан, которому так жаждет найти замену свекровь Эливис? У знати принято было возить с собой собственных священников, а отец Рош наверняка местный — скорее всего необразованный и даже неграмотный, хотя его латынь Киврин поняла без труда. И он добрый. Он держал ее за руку и уговаривал не бояться. «Вот, мистер Дануорти, в Средневековье есть и хорошие люди. Отец Рош, и Эливис, и Агнес».
— Отец обещал привезти мне сороку, когда приедет из Бата, — похвасталась Агнес. — У Аделизы есть сокол. Она дает мне его подержать. — Девочка подняла чуть согнутую в локте руку, сжав пухлый кулачок, показывая, как на воображаемой перчатке должен сидеть сокол. — А еще у меня есть гончий пес.
— И как его зовут? — полюбопытствовала Киврин.
—Я зову его Черныш, — ответила Агнес, хотя Киврин подозревала, что это переводчик постарался. На самом деле, наверное, Чернец или Вороной. — Потому что он черный. А у тебя есть гончий?
Киврин онемела от изумления: кто-то понял ее речь. Агнес ее странное произношение, выходит, ничуть не смутило. Просто на этот раз Киврин спросила не задумываясь и не дожидаясь, пока сработает переводчик — вот, значит, как надо?
— Нет, у меня нет собаки, — ответила она, пытаясь повторить тот же фокус.
—Я буду учить сороку разговаривать. Чтобы говорила: «Доброе утро, Агнес».
— А где твоя собака? — сделала Киврин еще одну попытку. Получалось как-то по-другому, проще, с той самой бормочущей французской интонацией, которую она слышала у хозяек дома.
— Хочешь посмотреть Черныша? Он в конюшне. — Похоже, Агнес и впрямь отвечает на вопрос, но с ее манерой не разберешь — может, она просто болтает обо всем подряд.
Агнес поглаживала мягкий мех покрывала и мурлыкала себе под нос.
— Как тебя зовут? — спросила Киврин, надеясь, что переводчик подхватит. Он выдал что-то мало похожее на правду, вроде «Как ты нарекаешься?» — но девочку это не смутило.
— Агнес. Отец говорит, у меня будет сокол, когда я дорасту до того, чтобы ездить на взрослой лошади. А сейчас у меня пони. — Она перестала гладить мех, облокотилась на край кровати и подперла подбородок кулачками. — А я знаю, как тебя зовут, — заявила она хвастливо. — Катерина.
— Что? — в замешательстве переспросила Киврин. Катерина. Откуда взялась Катерина? Ее ведь должны звать Изабель. Неужели они, как им кажется, что-то о ней разузнали?
— Розамунда говорит, что никто не ведает твое имя, — продолжала хвастаться Агнес. — А я слышала, как отец Рош сказал Гэвину, что тебя зовут Катерина. А еще Розамунда обманула, что ты не умеешь разговаривать — ты ведь умеешь.
Киврин снова увидела, как священник склоняется над ней, невидимый за пляшущими языками пламени, и просит на латыни: «Назови мне свое имя». И как она пытается выговорить что-то пересохшим языком, боясь, что умрет, и никто не узнает, что с ней случилось.
—Тебя правда зовут Катерина? — допытывалась Агнес, и Киврин расслышала ее слова сквозь перевод. «Катерина» на слух звучало совсем как «Киврин».
— Да, — ответила Киврин. В горле защипало от слез.
— А у Черныша есть... — Переводчик не разобрал слово. Кроватка? Крылатка? — Красная. Хочешь посмотреть? — не дожидаясь ответа, Агнес выбежала в приоткрытую дверь.
Киврин понадеялась, что загадочная «крылатка» не окажется какой-нибудь живностью. Жаль, не спросила, что это за место и сколько она уже здесь лежит. Впрочем, Агнес, наверное, все равно не знает, слишком маленькая. Ей на вид не больше трех — по современным меркам. Значит, лет пять-шесть на самом деле. Надо было и это спросить. Хотя не факт, что Агнес знает свой возраст. Жанна д'Арк, например, не знала и даже инквизиторам под пытками не могла сказать.
По крайней мере теперь можно спрашивать. И переводчик не сломан. Просто временно впал в ступор из-за непривычного произношения, или действительно на него жар повлиял, но теперь все в порядке, а Гэвин знает, где переброска, и сумеет показать.
Киврин приподнялась на подушках, чтобы видно было дверь. В груди снова закололо, и заболела голова. Киврин обеспокоенно потрогала щеки и лоб. Теплые, но это, может быть, потому что руки ледяные. В комнате стоял дикий холод, и во время прогулки к ночному горшку Киврин не заметила нигде ни жаровни, ни хотя бы грелки.
Угольные грелки для кроватей уже изобрели? Должны были изобрести. Иначе как бы они пережили Малый ледниковый период? Зверская холодина...
Киврин начала бить дрожь. Наверное, снова поднимается жар. Так бывает? В учебнике по истории медицины говорилось, что лихорадка спадает, потом наступает слабость, но чтобы лихорадка возвращалась? Хотя нет, бывает. Например, при малярии — озноб, головная боль, пот, повторяющиеся приступы высокой температуры. Еще как возвращается.