Книга Страшного суда
Шрифт:
— И инфекция распространяется с удвоенной быстротой, — закончил Дануорти. — Им что, никто не объявил, что вирус заразен?
—Я объявлю, — ответил викарий. — Ваш текст из Евангелия идет сразу после звонарей. Только его поменяли. Снова Церковь Тысячелетия. Из Луки, глава вторая, стихи со второго по девятнадцатый. — Он удалился раздавать песенники.
—А где ваша студентка, Киврин Энгл? — поинтересовался священник. — Я не видел ее днем на латинской службе.
— Она в 1320 году, хотелось бы верить, что в Скендгейте,
— Это хорошо, — обрадовался священник. — Она так хотела отправиться. И в заварушку эту не попала, тоже повезло.
— Да, — согласился Дануорти. — Извините, мне надо хотя бы раз пробежать текст глазами.
Он ушел в глубь нефа. Там оказалось еще жарче, сильно пахло мокрой шерстью и сырым камнем. В окнах и на алтаре вяло моргали лазерные свечи. Звонари устанавливали перед алтарем два больших стола и накрывали их тяжелым красным сукном. Дануорти зашел на кафедру и открыл Библию на Евангелии от Луки.
«В те дни вышло от кесаря Августа повеление сделать перепись по всей земле».
Архаичная... А Киврин сейчас в том времени, когда и этого перевода еще не существовало.
Дануорти вышел обратно в притвор, к Колину. Поток людей все не кончался. Священник из реформистской церкви вместе с имамом отправились в Ориэл-колледж за стульями, а викарий возился с термостатом отопительного котла.
—Я занял нам два места во втором ряду, — предупредил Колин. — Представляете, что сделала миссис Гадцсон за чаем?
Выкинула мой леденец! Назвала его рассадником микробов. Хорошо, что у меня мама не такая. — Он выровнял значительно похудевшую стопку распечаток. — Думаю, посылки задержали из-за карантина. В первую очередь ведь, по идее, должны пропускать провизию и вещи.
—Да, вполне возможно, — согласился Дануорти. — Ты когда будешь подарки открывать? Сегодня или завтра?
— Завтра утром хотелось бы, — напустив на себя нарочито безразличный вид, ответил Колин, одаряя распечаткой и ослепительной улыбкой даму в желтом дождевике.
— Надо же, — съязвила она, выхватывая распечатку. — Хорошо, хоть у кого-то рождественское настроение сохранилось в разгар смертельно опасной эпидемии.
Дануорти прошел на свое место и сел. Термостат явно остался безучастным к манипуляциям викария. Сняв пальто и шарф, профессор повесил их на соседний стул.
В прошлом году здесь стоял собачий холод.
— Вполне в средневековом духе, — шепнула ему тогда Киврин. — И Евангелие тоже. — Она процитировала из Общенародного перевода: — «Днесь посудили политиканы устроить перепись для всех налогоподатчиков». Что тогда читали на тарабарском языке, что сейчас.
Пришел Колин и уселся на пальто и шарф Дануорти. Священник из реформистской церкви протиснулся между столом звонарей и алтарем.
— Помолимся! — возгласил он.
Застучали по каменному полу откидные подставки, и все
— Господи всемогущий, наславший на нас эту напасть, отзови своего карающего ангела, задержи длань свою и не дай земле оскудеть, не уничтожай все живые души до единой!
«Вот вам и укрепление духа», — подумал Дануорти.
— Как в те дни, когда наслал Господь моровую язву на Израиль и умерло из народа, от Дана до Вирсавии, семьдесят тысяч человек, так и сейчас напала на нас беда, и молим мы Тебя отвратить ярость гнева своего от верных.
В трубах древнего котла отопления начался лязг, но священника это не смутило. Он разглагольствовал еще добрых пять минут, припоминая разные случаи, когда Господь карал нечестивых и «насылал на них мор», а потом попросил всех подняться и спеть «Да пошлет вам радость Бог, пусть ничто вас не печалит».
Вдоль рядов украдкой пробралась Монтойя и присела рядом с Колином.
— Весь день проторчала в Госздраве, выбивала разрешение. Они упорно не хотят верить, что я никого не намерена заражать. Двадцать раз сказала, что поеду прямо на раскоп, где нет ни единой живой души, но они разве слушают?
Она повернулась к Колину:
— Если получится выбить разрешение, мне понадобятся добровольцы. Не хочешь покопать могилы?
— Нельзя, — поспешно вмешался Дануорти. — Бабушка не пустит. — Он зашептал, перегнувшись через Колина: — Мы восстанавливаем передвижения Бадри Чаудри в понедельник днем с полудня до половины третьего. Есть что добавить?
— Ш-ш-ш, — шикнула женщина, огрызнувшаяся у входа на Колина.
Монтойя покачала головой:
— Нет, я была с Киврин, показывала ей карту и внутренний план Скендгейта.
— Где? На раскопках?
— Нет, в Брэйзноузе.
—А Бадри туда не заходил? — спросил Дануорти на всякий случай, понимая, что Бадри нечего было делать в Брэйзноузе. Его ведь попросили заняться сетью и переброской только в половине третьего.
— Нет, — прошептала Монтойя.
—Тс-с-с! — шикнула соседка.
— Сколько времени вы провели с Киврин?
— С десяти... Потом ей нужно было показаться в лечебнице — в три, кажется.
—Тс-с-с!
— Моя очередь, буду читать «Молитву великому Духу», — прошептала Монтойя, вставая и пробираясь вперед по ряду.
Оно пропела свою индейскую молитву, потом звонари в белых перчатках сыграли с сосредоточенными лицами «О, Христос, что с миром связан», на слух почти неотличимый от лязга труб.
— Вот ведь некроз, а? — прошептал Колин, прикрывшись распечаткой чина.
— Это атональная композиция конца двенадцатого века, — прошептал в ответ Дануорти. — Она такая и должна быть.
Когда звонари закончили, Дануорти поднялся на кафедру и начал читать из Евангелия. «В те дни вышло от кесаря Августа повеление сделать перепись по всей земле...»