Книга Страшного суда
Шрифт:
— И отец Рош сильный, — размышляла Агнес.
— Уехал твой отец Рош! — заявила уже спешившаяся Розамунда. Она привязала коня к погостной калитке и стояла уперев руки в боки.
—Ты в церкви смотрела? — спросила Киврин.
— Нет, — буркнула Розамунда. — Подмораживает. У отца Роша хватит ума не сидеть тут сиднем, пока снег пойдет.
— Пойдем заглянем в церковь, — сказала Киврин, слезая с коня и протягивая руки, чтобы подхватить Агнес.
— Нет, — заупрямилась девочка вслед за старшей сестрой. — Я подожду здесь, с Сарацином. — Она похлопала пони по холке.
—
Агнес не вырывалась, но то и дело тревожно оглядывалась на оставленных лошадей.
—Сарацину страшно одному.
Розамунда, остановившись посреди погоста, круто развернулась, снова уперев руки в боки.
—Ты что там прячешь, маленькая негодница? Яблок натаскала в седельную сумку?
— Нет! — всполошилась Агнес, но Розамунда уже шагала к лошадям. — Не подходи! Это не твой пони! Он мой!
Киврин подумала, что так и священника искать не придется. Он сам выйдет на шум и крики.
Розамунда расстегнула пряжку на сумке.
— Вы только гляньте! — Она вытащила за шкирку черного щенка.
— Ох, Агнес... — вздохнула Киврин.
— Сейчас отнесу твоего пса к речке и там утоплю. — Розамунда решительно повернулась к ручью.
— Не-ет! — взревела Агнес, бросаясь к калитке. Розамунда подняла щенка повыше, чтобы сестра не достала.
Киврин решила, что хватит, и, шагнув вперед, забрала у Розамунды щенка.
—Агнес, перестань реветь. Никто твоего песика не обидит. — Щенок зацарапался у Киврин на плече, пытаясь лизнуть ее в щеку. — Собаки не ездят верхом. Черныш задохнется у тебя в сумке.
—Тогда я повезу его на руках, — неуверенно предложила Агнес. — Черныш так хотел прокатиться.
— Прокатился до церкви — и будет с него, — отмела возражения Киврин. — Теперь чудесно прокатится обратно в конюшню. Розамунда, отвези его, пожалуйста. — Щенок пытался куснуть Киврин за ухо. Она передала его обратно Розамунде, и та ухватила его за шкирку. — Он еще маленький, Агнес. Он хочет к маме и спать.
— Это ты маленькая, Агнес! — заявила Розамунда с такой злостью, что Киврин начала всерьез опасаться за щенка. — Посадить собаку на лошадь! А мне теперь ездить туда-обратно и терять время. Ничего, скоро я стану взрослой и никто меня не заставит возиться с сопливыми неслухами.
Она забралась в седло, по-прежнему сжимая щенка за шкирку, но, усевшись, почти с нежностью укутала его полой плаща и прижала к груди. Сжав поводья свободной рукой, Розамунда развернула коня.
— Теперь отец Рош точно уехал! — буркнула она напоследок и умчалась.
Киврин подозревала, что Розамунда права. На шум, который они тут подняли, даже мертвые бы выглянули из-под деревянных надгробий, а из церкви так никто и не вышел. Наверняка отец Рош уехал еще до их появления и теперь уже далеко, но Киврин все равно взяла Агнес за руку и повела в церковь.
— Розамунда плохая, — надулась Агнес.
Киврин понимала, что Розамунда совсем не такая, однако защищать ее желания не было, поэтому она просто промолчала.
— И я не маленькая, — продолжала
Там никого не было. В нефе царил почти непроницаемый полумрак, темные узкие витражи едва пропускали и без того пасмурный свет, но через полуоткрытую дверь стало видно, что внутри пусто.
— Может быть, он в алтаре, — предположила Агнес, протискиваясь мимо Киврин в темный неф. Там она припала на колени, перекрестилась и нетерпеливо посмотрела через плечо на Киврин.
В алтаре тоже никого — иначе горели бы свечи, совсем не обязательно заходить. Но Агнес не успокоится, пока они не обыщут всю церковь. Киврин опустилась на колени рядом с девочкой и осенила себя крестом. В кромешной темноте они двинулись к алтарной преграде. Свечи перед статуей святой Катерины тоже стояли потухшими, от них резко тянуло дымом и свечным жиром. Наверное, отец Рош погасил их перед уходом. Пожар — опасная штука, даже в каменной церкви, а стеклянных подсвечников, в которых они могли бы спокойно догореть, тут нет.
Подбежав прямо к алтарной преграде, Агнес прижалась лицом к резной решетке и крикнула: «Отец Рош!», а потом, не подождав и секунды, заявила: «Его здесь нет, леди Киврин. Может быть, он у себя дома» — и выскочила в боковую дверь.
Киврин точно знала, что Агнес туда нельзя, и все же последовала за ней через погост к ближайшему дому.
Она угадала правильно, потому что Агнес уже стояла на пороге, крича: «Отец Рош!» Разумеется, священник должен жить у самой церкви.
Дом оказался такой же лачугой, как та, что приютила Киврин во время неудачной вылазки. Священник должен, по идее, получать десятину с урожая и скота, но в узком дворе не видно было никакой живности за исключением нескольких тощих кур, а у двери лежали поленья — не больше охапки.
Агнес принялась молотить в дверь — такую же хлипкую, как и сама лачуга. Киврин испугалась, как бы девочка, проломив эту дверь, не ввалилась внутрь. Не успела она подойти ближе, как Агнес осенила новая мысль: «Может быть, он на колокольне!»
— Нет, вряд ли, — усомнилась Киврин, перехватывая Агнес за руку, чтобы девочка снова не кинулась куда-нибудь через весь погост. Они пошли обратно к калитке. — Ему ведь не надо пока звонить, только к вечерне.
— А вдруг? — Агнес склонила голову набок, будто прислушиваясь.
Киврин прислушалась тоже, но было тихо — и она вдруг осознала, что колокол на юго-западе наконец умолк. Он звонил почти непрерывно, пока она лежала с воспалением легких, и когда она ходила на конюшню во второй раз, ища Гэвина, тоже слышала его звон, но с тех пор, звонил он еще или нет, не помнила.
—Ты слышала, леди Киврин? — вырвав руку, Агнес побежала — не к колокольне, а за церковь, к северной стене. — Видишь? — победно возвестила девочка, показывая на свою находку. — Он здесь.
Там стоял серый ослик священника, мирно пощипывая торчащую из-под снега сорную траву. На нем была веревочная уздечка, а на спине — несколько дерюжных мешков, пустых, очевидно, предназначавшихся под остролист и плющ.