Книга суда
Шрифт:
– Зачем?
Рубеус плеснул и себе. Желтоватого оттенка жидкость имела неприятный запах и ощутимо драла горло. Что рассказывать, если она умирает? Убегает, девушка-призрак, последняя надежда остаться человеком. Он сам, собственными руками убил, вернее, пока не убил, но это существование в капсуле жизнеобеспечения не похоже на жизнь. Сердца бьются, легкие снабжают тело кислородом, но рана по-прежнему сочится кровью, а разум спит, точно Коннован никак не может принять решение, уходить ей или остаться.
Пусть останется, он звал ее - не слышала, не ответила. Не поверила.
– Затем, - Карл залпом осушил стакан, фыркнул и, вытерев рукавом темный след на щеке, тихо произнес, - что я еще не решил, спустить с Мики шкуру или нет.
– А причем здесь Мика?
– Может, совершенно не при чем, но мне очень не нравится, когда меня пытаются выставить дураком. Итак, либо ты рассказываешь все, как есть, либо я начинаю разбираться сам. Но, поверь, этот вариант будет гораздо более болезненным.
Карл уселся на низкий диванчик, вытянул ноги и, скрестив руки на груди, произнес:
– Итак, я жду. Зачем нужен был этот поединок?
Рубеус попытался объяснить, но объяснения вышли какими-то скомканными. Выходит, снова ошибся.
– Значит, Коннован не справлялась, это раз, - Карл загнул палец.
– Слушать советов не хотела, это два. Добровольно уступать место тоже, это три. Тебе стало невмоготу терпеть подобное положение, это четыре. Ну и ты стал опасаться, что ее вызовет кто-то другой, это пять. Правильно?
Пять причин, пять загнутых пальцев, в итоге - кулак. Красивый жест, вполне в духе Карла. Впрочем, если тот дошел до красивых жестов, значит, уже не так зол как вначале.
– А разобраться, в чем тут дело ты даже не пытался? Или просто поговорить? Нет, я понимаю, это безумно сложно просто взять и поговорить нормально. Ладно, я и сам-то… не думал, что все это настолько серьезно.
– Карл потер переносицу.
– Осталось решить, что делать дальше. С точки зрения логики, оптимальный вариант - она спокойно умирает. И не надо на меня смотреть глазами печального барана. Твоих, между прочим, рук дело. Поединок - дело такое, непредсказуемое. Итак, если Коннован умрет, то все вернется на круги своя. Если нет, тогда возникает ряд проблемы. Первая - считать ли ваш поединок завершенным. Согласно правилам соперник должен либо сдаться, либо умереть. Полагаю, Коннован выбрала второй вариант, а ты взял да помешал, спасать бросился, а это несколько… необычно. Теперь у тебя два выхода - либо заставить ее согласиться с поражением, причем официально, то есть в присутствии секундантов, либо добить.
– Добить?
– Рубеусу показалось, что он ослышался, вряд ли Карл может говорить это всерьез, но вице-диктатор был серьезен как никогда.
– Добить. Сам или Мике поручи. Она ведь твой секундант. А ты что думал? Что это так просто? Когда вы, наконец, думать начнете, прежде чем делать что-то, а?
– А если она согласиться?
Карл потянулся так, что косточки захрустели.
– Сомневаюсь. Ну да ладно, допустим, она согласилась. Допустим, вопрос с выкупом тоже решен. Все получили желаемое - ты Хельмсдорф и Мику, я - порядок в регионе, а вот что будет делать Коннован?
– Здесь останется.
–
– Ты тоже полагаешь, что это было самоубийство?
– А разве нет? Шансов на победу у нее не было, но вместе с тем она идет на заведомый проигрыш, а потом случается этакий… несчастный случай. Есть во что переодеться? Ненавижу грязные рубашки… Она тебя обманула, умная моя девочка. Одно не понятно, почему она до сих пор жива… - Карл поднялся и прошелся по комнате, по всему видно, его переполняла энергия, которой требовался выход. А вот у Рубеуса сил не осталось. И вниз пора, граница звенит. И страшно оставлять Коннован надолго одну, почему-то ему казалось, что стоит отлучиться на сколь бы то ни было долгое время, и произойдет нечто страшное.
Например, смерть.
Карл, остановившись у картины, щелкнул по носу полуобнаженную дамочку. Сказал:
– Ладно, если дня через три в себя не придет, отключай. Толку все равно не будет…
Коннован
Я не хотела возвращаться, но бело-желтая сфера сомкнулась и попросту вытолкнула меня из света в темноту.
– Возвращайся, - сказала Тора, но не сказала как. Я не видела дороги и не хотела ее искать. Я останусь здесь навсегда. Почему бы и нет? Тихо и уютно, как под пуховым одеялом. Раньше я часто пряталась под одеялом от ночных кошмаров, а потом перестала видеть сны. Совсем.
Обидно.
Не знаю, сколько времени я просидела, вслушиваясь в темноту, но постепенно она начала наполняться звуками. Шелест… то ли капли дождя запутавшиеся в тяжелой листве, то ли холодные руки воды двигающие камни. Стон… неоправданно-живой для этого места, исполненный такой неизбывной тоски, что сжимается сердце. Шаги… тихие, крадущиеся, опасные. Чье-то дыхание шевелит волосы на затылке, чьи-то руки почти касаются шеи. Я ощущаю исходящее от них тепло, но не само прикосновение.
– Вернись, - шепчет кто-то на ухо.
Закрываю уши ладонями. Ни за что. Не хочу. Не буду.
– Вернись.
Он настойчив, он не желает уступать.
– Вернись, вернись, вернись!
Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на него, но сзади никого нет.
– Вернись, - голос будоражит темноту, и она отзывается возмущенными волнами.
Да он просто издевается! Я встаю, чтобы найти его и сказать, что не вернусь, ни за что на свете не вернусь. Мне хорошо здесь, не больно и не страшно, а еще здесь я никому не мешаю и…
– Вернись!
– голос отступает, я иду за ним. Тяжело, темнота сгущается, становится похожей на кисель, она пытается удержать, остановить, хватает за одежду и вязкой резиновой паутиной опутывает ноги.
И дышать тяжело. Почему она не хочет, чтобы я дышала?
– Вернись, - теперь голос не просит, он требует, он нагл и настойчив.
– Иди к черту!
– кричу я в ответ и… просыпаюсь?
Я просыпаюсь? Это был всего лишь сон? Поединок, мир на кончике лезвия, замерзшее время, Тора и темнота, которая не хотела отпускать меня?