Книга судьбы
Шрифт:
Вдалеке обшарпанные фасады домов и магазинов сменились ржавыми металлическими воротами, которые огораживали открытое пространство и должны были внушить жителям чувство безопасности. Но с учетом того, что в прошлом году из клиники сбежали двадцать пациентов, большинство жителей уже давно поняли, что ворота и ограждения не оправдывают их надежд.
Не обращая внимания на часовню и высокое кирпичное здание сразу же за воротами, Римлянин резко повернул направо и покатил к маленькой сторожке, приютившейся за главным входом. Прошло почти восемь лет с тех пор, как он был здесь в последний раз. А опустив боковое стекло и глядя
— Добро пожаловать в клинику Святой Елизаветы, — приветствовал его охранник с обветренными от стужи губами. — Посетитель или доставка?
— Посетитель, — ответил Римлянин, вынимая удостоверение агента Секретной службы и глядя охраннику прямо в глаза.
Как и все агенты до него, Роланд Эйген после поступления на службу не сразу попал в Отдел охранных операций. Поскольку в юрисдикцию Службы входили и финансовые преступления, первые пять лет в Хьюстонском отделении он занимался расследованием случаев мошенничества и компьютерных преступлений. Именно там он получил свое первое задание по обеспечению охраны и безопасности. Ему предстояло оценивать степень вероятности угрозы для разведывательного отдела. И оттуда же — благодаря таланту и чутью в проведении криминальных расследований — он поднялся по ступенькам служебной лестницы до отделений в Претории и Риме. Упорство помогло ему зубами прогрызть себе путь наверх в иерархии Секретной службы — до положения помощника директора Отдела охранных операций. Но только во внеслужебное время, в качестве Римлянина, он стяжал себе наивысшую славу и благополучие.
— Я приехал навестить Николаса Адриана.
— У Нико неприятности? — поинтересовался охранник. — Смешно, но он вечно хвалится, что к нему кто-нибудь приезжает. В кои-то веки он оказался прав.
— Угу, — буркнул Римлянин, бросив взгляд на крошечный черный крест на крыше старой кирпичной часовни, видневшейся вдалеке. — Чертов истерик…
Глава двадцать первая
Палм-Бич, Флорида
— В любом случае, это всего лишь занятная маленькая подверстка о том, что вы и Дрейдель завтракали в «Четырех сезонах», — заявляет Лизбет, пока Рого пробирается ко мне и прижимается ухом к телефону, чтобы слышать наш разговор. — Типа того, что ресторан может стать местом воссоединения на солнечном Юге парней из Белого дома. Бывшие лучшие помощники президента и все такое.
— Звучит неплохо, — замечаю я, стараясь поддержать ее радужное настроение. — Хотя мне не кажется, что это такие уж важные новости.
— Великолепно! — с сарказмом роняет она. — Именно это только что сказал мне Дрейдель. Вас что, разлучили при рождении? Или это работа так влияет?
Я знаю Лизбет с той поры, как она возглавила колонку светских сплетен в «Пост». У нас с ней четкое взаимопонимание. Она звонит и вежливо просит дать ей возможность процитировать какое-либо высказывание президента. Я вежливо отвечаю, что нам очень жаль, но мы больше не занимаемся такими вещами. Легкий и простой тур вальса. Проблема заключается в том, что если я не буду очень осторожен, то могу дать ей материал для колонки.
— Лизбет, перестаньте, никто даже
— Угу, Дрейдель тоже пытался скормить мне эту басню. А перед этим спросил, не может ли он перезвонить позже. Но мне-то известно: это верный признак того, что я больше никогда не услышу от него ни слова. А учитывая, что сегодня должно состояться маленькое событие по сбору средств на его кампанию, можно было надеяться, что он захочет, чтобы его имя появилось в местной газете. Ну а теперь вы выдадите мне какую-нибудь сногсшибательную фразу о том, как здорово было предаться воспоминаниям о добрых старых временах в Белом доме? Или хотите, чтобы я начала подозревать, что в Мэннингвилле не все спокойно?
Она смеется, когда говорит это, но я слишком долго общался с репортерами, чтобы знать, что когда дело доходит до сбора материала для своих колонок, для них нет ничего смешного.
«Осторожно, — пишет мне Рого на клочке бумаги. — Девчонка совсем не глупа».
Я киваю в знак согласия и возвращаюсь к трубке.
— Послушайте, я буду счастлив дать любую фразу, какую вы только захотите, но, честно говоря, мы провели в ресторане всего несколько минут…
— Уже третий раз вы официально пытаетесь отвадить меня от этой истории, которая в противном случае не стоила бы потраченного на нее времени. Знаете, чему учат на факультете журналистики, Уэс? Когда кто-то пытается сгладить и преуменьшить что-либо…
На том же клочке бумаги рядом со словами «Девчонка совсем не глупа» Рого ставит восклицательный знак.
— Ну ладно. Хотите знать правду, только правду и ничего, кроме правды? — спрашиваю я.
— Нет, я бы предпочла откровенную ложь.
— Но это не для печати, — предупреждаю я.
Она молчит, надеясь, что я буду говорить и дальше. Это старый репортерский трюк, чтобы потом она могла с чистой совестью заявить, что не давала обещания. Я купился на него в свою первую неделю работы в Белом доме. Но это же был и последний раз.
— Лизбет…
— Хорошо… договорились… не для печати. А теперь выкладывайте, из-за чего весь этот сыр-бор.
— День рождения Мэннинга, — выпаливаю я. — Если быть точным, неожиданное сюрприз-празднование его шестьдесят пятой годовщины. И мы с Дрейделем как раз обговаривали сюрприз, когда вы позвонили сегодня утром. Я сказал Мэннингу, что у меня кое-какие дела в городе. Дрейдель уже был здесь и сказал ему то же самое. И если Мэннинг прочтет в завтрашней газете, что мы были вместе… — Для пущей важности я делаю многозначительную паузу. Это наглая ложь, но молчание Лизбет говорит о том, что она проглотила наживку. — Вы знаете, что мы никогда ни о чем вас не просили, но если вы хотя бы на этот раз не станете упоминать о нашей встрече… — Я снова делаю паузу, чтобы закончить оглушительным предложением: — то мы будем вашими должниками.
Я практически слышу, как она улыбается на другом конце линии. В городе, где в ходу социальные долговые расписки, на руках у нее оказался крупный козырь: в списке ее должников числится сам предыдущийпрезидент Соединенных Штатов.
— Дадите мне десять минут поболтать с Мэннингом наедине во время этого сюрприз-торжества, — говорит Лизбет.
— Пять минут, больше он не усидит на одном месте.
Рого отрицательно качает головой. «Этого недостаточно», — произносит он одними губами.