Книга теней
Шрифт:
Просмотрев книгу, я потянулась за следующей; беря книги рассеянно одну за другой, я силилась объяснить себе то, чему только что стала свидетельницей, а стало быть, понять вещи, не поддающиеся рациональному истолкованию. Загадочные тома, помеченные знаком «S», уговаривала я себя, просто взяты из какой-то неизвестной мне библиотеки — может быть, находящейся в деревне; а что касается… Но я вовсе не желала слишком долго ломать голову над этими тайнами, предпочитая оставаться в границах возможного, вероятного, цепляясь за них. Несмотря ни на что.
30
Наставление
Фолианты… самые что ни есть реальные… Я трогала пальцами их похожие один на другой переплеты, прикасалась к золотому тиснению. И мне казалось, что они мне знакомы , хотя я никогда не видела их прежде.
Книги эти отличались от всех встречавшихся мне ранее. Они лежали передо мной, и казалось, они желают о чем-то сказать. Не могу объяснить, почему у меня возникло такое чувство, но я каким-то образом знала , какое место мне следует прочесть внимательнее, какое лишь пробежать глазами, где нужно остановиться и вникнуть в смысл написанного. Я отдавала себе отчет, что понимаю то, что в действительности стоит за сказанным, за буквальным значением слов и фраз. Словно передо мной было два текста: тот, который я читаю, и другой, истинный, открывающий мне тайное знание. Так что когда я читала писания какого-нибудь имярека, то уже заведомо знала , что он обманщик и плут, хотя ничто в его биографии не предполагало таких о нем сведений. Когда я читала отчет о процессе, я всегда знала, кто лжет, а кто говорит правду. Это было настолько понятно , что казалось, будто правда написана между строк красными чернилами.
Это знание , как ни странно, все ширилось, овладевало мною — я уже не просто чувствовала, а слышала его. О да, я, похоже, могла слышать подлинные голоса ведьм, отвечавших на вопросы судей. Их голоса звучали во мне, словно эхо написанных и напечатанных слов. Но это не испугало меня. Наоборот. Я обрадовалась тем голосам, я была рада им с того момента, как они зазвучали. А что еще более странно, я понимала языки, которым никогда не училась и даже не слышала, как на них разговаривают. Например, португальский и провансальский. Я вошла в эти книги, жила в них. И в то же время училась.
Я прочла в них о Бенедикте Карпзове, саксонском судье, жившем в семнадцатом веке и подписавшем двадцать пять тысяч смертных приговоров.
И о Мари-Катрин Кадире, которую осудили в Тулоне как ведьму в 1731 году, то есть менее ста лет назад! Должно быть, некоторые из живущих в С*** селян до сих пор ее помнят. Без сомнения, они слышали рассказы о ней еще детьми, на коленях у взрослых, верили в них, а затем сами передавали их своим малышам.
В библиотеке посветлело — оказывается, среднее окно было теперь открыто гораздо шире, чем прежде. Если его распахнул ветер, то, значит, я этого не заметила? В комнате становилось холодно, и все-таки я не чувствовала себя замерзшей. Однако, вдыхая всей грудью пропитанный солью воздух, я вдруг ощутила жажду; мне захотелось выпить согревающего вина, и это вино каким-то образом вернуло меня к чтению книг.
Мне трудно сказать, сколько времени я провела, углубившись в них, но вдруг, когда я знакомилась с рукописью, повествующей о процессе… хотя нет, скорей слушала ее, словно присутствовала на том судилище, проходившем в Шотландии в 1704 году, на котором разбиралось дело некой Беатрисы Ланг, ведьмы из Питтенвима; в итоге бедняжку приговорили к тому, чтобы положить на нее доски, а поверх них надлежало проехать — дело было зимой — тяжело груженным саням пять раз… Так вот, когда я особо внимательно следила за показаниями, которые давал десятилетний мальчик, на основании которых впоследствии и было вынесено решение о казни, как раз тут я услыхала голос, который не вторил написанному, будто эхо, а существовал отдельно. Я узнала его, как только он прозвучал у меня в ушах, — то снова вернулось нечто , я вновь почувствовала его присутствие.
И я доверилась и взялась за книги с еще большим рвением. Передо мной стояла задача: учиться. Учиться, чтобы спасти свою жизнь. Теперь я это знала твердо.
Побуждаемая незримым присутствием таинственного нечто , я еще глубже погрузилась в лежащие передо мной труды и перестала обращать внимание на окружающий меня реальный мир, становящийся все более призрачным.
Книга, первой попавшаяся мне под руку, вышла из-под пера принадлежавшего к ордену святого Амвросия монаха по имени Франциско-Мария Гуаццо и называлась «Compendium Maleficarum» . На титульном листе были дата, 1608 год, и все тот же экслибрис.
Вот что нашла я в главе седьмой, о том, что «При помощи страшных действий своих и заклинаний ведьмы насылают дождь, град et cetera ».
Можно считать доказанным со всей достоверностью, что ведьмы способны вызывать не только дождь, град или ветер, но даже и молнию. Они в силах призвать на помощь тьму, и та настанет, когда и где они захотят. <…> Они могут заставить все источники высохнуть, а реке повелеть остановить самое быстрое течение своих вод и даже обратить его вспять, как повествует о том Плиний, свидетельствуя, что последнее имело место при его жизни…
Так что, оказывается, именно я наслала на монастырь недавнюю грозу… Любопытно.
А в главе четвертой, повествующей о том, что «Ведьмы наводят чары свои при пособничестве Сатаны», написано нижеследующее:
Да будет известно, что Сатана готов обманывать нас всегда и во всем. <…> Так, дьявол способен стократно увеличить скорость перемещения тел в любой угодной ему точке пространства, и, таким образом, объект как бы исчезает из нашего зрения, а его место тем временем занимает другой, коим он замещается, да так быстро, что происходит обман чувств и присутствующие считают, будто изначальный объект превратился в нечто иное. <…> Подобным образом дьявол может якобы оживлять мертвых, тогда как на самом деле все это обман и бесовское наваждение.
И вот еще одно интересное место из тринадцатой главы, где исследуется вопрос: «Могут ли ведьмы преобразовывать тела, придавая им новую форму».
Никто не должен сомневаться, что все приемы и ухищрения, кои иные зовут метаморфозами и посредством которых ведьмы изменяют облик людей, есть лишь иллюзия и обман, ибо они противны самой сути бытия. <…> Вильгельм Парижский рассказывает, как некий благочестивый муж, известный святой жизнью, мог облачать принявшую чужое обличье ведьму в эфирную, невещественную оболочку, во всех деталях соответствующую истинной внешности чародейки: лицо в точности походило на лицо оной, живот — на ее настоящий живот, ноги — на ее ноги, а руки — на руки; но сие достигалось использованием специальных мазей и слов, требуемое сочетание коих муж сей унес вместе с собой в могилу…
От книги самого Гуаццо я перешла к вложенной в нее брошюрке. То был рассказ очевидца о событиях, произошедших летом 1644 года, когда после особо сильной грозы, сопровождавшейся невиданным градом, жители нескольких деревень близ городка Боно создали отряд, чтобы поймать злодеек, действовавших по наущению дьявола, и отомстить им за уничтоженный урожай. Возмездие было страшным. Шестнадцать женщин забили раскаленными докрасна лопатами. Их изувеченные тела запихали в печи для обжига кирпича. Тем немногим из них, которые выжили под ударами, засунули в рот смазанных оливковым маслом жаб, чтобы заглушить вопли и не дать чертовкам возможности призвать на помощь Сатану. Лишь одна женщина была оправдана — мать главного свидетеля обвинения, семнадцатилетнего паренька, про которого шла слава, что он способен распознать ведьму за сто шагов, но даже ее в ночь казни выкрали из дома, связали по рукам и ногам и столкнули с башни замка, предварительно привязав на шею груз, чтобы та падала головой вниз.