Книга Трех
Шрифт:
Позади хижины Медвина Тарен увидел большой огород и обширный цветущий сад. К своему удивлению, Тарен понял, что тоскует по работе с Коллом на их огороде в Каер Даллбен. Прополка и окучивание овощей, которые он так ненавидел тогда, теперь, когда он вспоминал пережитые приключения и представлял, что ещё им предстоит впереди, казались ему милыми, приятными и безмятежно счастливыми, как и все прошлые хозяйственные заботы.
Он сел на берегу озера и оглядел убегающие вдаль холмы. Солнце отдыхало на их вершинах, деревянный остов большого корабля резким силуэтом вырастал
— Гурджи уже получше, — сказал этот древний старец своим мелодичным глубоким голосом.
Олень легко и грациозно пританцовывал у берега. Медвин медленно сел рядом с Тареном и так же медленно и величественно обратился к нему:
— Он выздоровеет. И ничто ему не угрожает. Во всяком случае, пока он здесь.
— Я как раз сейчас думал о Гурджи, — сказал Тарен, глядя прямо в ледяные спокойные глаза старца.
И он поведал ему причину своего путешествия, все перипетии, происшествия и невзгоды последних дней, рассказал о несчастном случае с Гурджи. Медвин внимательно слушал. Большая голова его задумчиво склонилась, когда Тарен дошёл до маленького подвига Гурджи, хотевшего пожертвовать жизнью ради спасения других.
— Сначала я не любил его, — признался Тарен. — Теперь я сильно привязался к нему и, думаю, полюбил, несмотря на все его хныканья и жалобы.
— Каждое живое существо заслуживает нашего уважения, — сказал Медвин, нахмурив свои густые лохматые брови. — Каждое, будь оно уродливым или красивым, гордым или жалким.
— Не сказал бы этого о гвитантах, — возразил Тарен.
— Я только жалею этих несчастных, — сказал Медвин. — Когда-то, очень давно, они были такими же свободными, как и все птицы. Смирными и доверчивыми, как любое не знавшее обиды и злобы существо. Коварный Аровн приманил их и подчинил своей воле. Он сделал железные клетки, которые стали их тюрьмой в Аннувине. Мученья, которым он подверг их, позорны и непереносимы. Теперь они служат ему из страха.
Медвин надолго умолк и превратился снова в могучую неподвижную гору. Потом глаза его сверкнули, и он продолжал медленно глухим голосом:
— Он стремится подчинить себе, приневолить всех животных в Прайдене, весь род человеческий. Вот почему я остаюсь в этой недоступной долине. Здесь Аровн не может навредить никому. Но если он станет правителем всей этой земли, не уверен, что я им всем смогу помочь. Те, кто попадут в его лапы, будут считать за счастье скорую смерть.
Тарен кивнул.
— Я теперь всё больше и больше понимаю, почему мне надо скорей предупредить Сыновей Доны. А что касается Гурджи, я тоже считаю, что ему будет безопаснее оставаться здесь.
— Безопаснее? — переспросил Медвин. — О да, конечно! Но ты смертельно обидишь его, если сейчас, именно сейчас оттолкнёшь от себя. Несчастье Гурджи в том, что он теперь ни то ни сё. Не зверь
Медвин проницательно глянул на Тарена и твёрдо произнёс:
— Он не задержит вас здесь надолго. Завтра же он сможет идти так же хорошо и легко, как вы. Я настаиваю, чтобы ты взял его с собой. Он не станет тебе обузой, а, может быть, чем-то и поможет. Гурджи должен дайти свой путь служения важному и благородному делу. Никогда не отказывайся помочь тому, кто в этом нуждается. — Медвин снова помолчал и веско добавил: — И не отказывайся принимать помощь, когда её предложили. Эту истину поведал ещё хромой муравей Гуриру, сыну Грейдавла.
— Хромой муравей? — Тарен удивлённо поднял брови. — Даллбен много рассказывал мне о муравьях. Но никогда не упоминал о хромом.
— Это длинная история, — сказал Медвин, — и, возможно, всю её ты услышишь в другой раз. А сейчас ты только должен знать, что Килух… или, может, его отец… Нет, это был именно молодой Килух… Отлично! Так вот, когда молодой Килух добивался руки прекрасной Олвен, её отец Испададден дал ему несколько заданий. В то время он был Главным Великаном. О сути заданий сейчас говорить не станем. Это нас не касается, кроме разве того, что выполнить их было почти невозможно, и Килух не справился бы с ними без помощи своих товарищей.
Одно из заданий заключалось в том, чтобы за один день собрать девять мешков льняного семени, хотя вряд ли столько льна наберётся во всей нашей земле. И ради своего друга Гурир, сын Грейдавла, взял это дело на себя. Пока он шёл по холмам, обдумывая, как выполнить это задание, услышал он жалобный стон из муравейника. Жилище муравьёв было охвачено пламенем, и несчастным грозила смерть. Гурир, — да, я абсолютно уверен, что это был Гурир, — выхватил меч и расшвырял горящие веточки, загасив огонь.
В благодарность муравьи прочесали все поля и собрали девять мешков льняного семени. Но Главный Великан, неприятный, надо сказать, тип, взвесил на руке последний мешок и сказал, что он неполон. Не хватало одного льняного семени. До исхода дня, когда истекал срок задания, оставалось совсем немного.
Гурир понятия не имел, где отыскать это недостающее одно-единственное семя. И к тому моменту, когда край солнца уже готов был скрыться за горизонтом, приковылял хромой муравей, который нёс на спине тяжёлый груз. Это было одно льняное семя. Мера была полна.
Медвин передохнул и продолжал:
— Я изучал людской род. Я видел, как ты стоял одиноко, будто слабая камышинка у озера. Вы должны учиться помогать себе. Это верно. Но вы должны научиться помогать и другим. Разве все вы не хромые муравьи?
Тарен молчал. Медвин опустил руку в озеро и поболтал ею в воде. Через мгновение на поверхности появилась голова почтенного старого лосося. Медвин погладил жабры огромной рыбы.
— Что это за место? — шёпотом спросил Тарен. — Кто ты, Медвин? Ты так говоришь о роде человеческом, будто ты не один из нас.