Книга Трех
Шрифт:
— Ты лучше скажи, куда собрался? — спросил я его.
— Да так, пройтись. Других посмотреть, себя показать. Я ныне, хозяин, лицо представительского класса.
— Ага, как мерс, — кивнул Рамиль. — Дорогой в обслуживании, но беспонтовый на бездорожье.
— Уж не знаю, кто это такой ваш Мерс, всех ему благ, но мне теперь лицо держать надо. Графский банник это вам не в тапки… ну, того, сами понимаете. Дела опять же, соответствующие пошли.
— Неужели ты самогон перестал гнать?
— Напротив. В два раза больше стал. Он же теперь у нас графский. Эх,
— Как бы нас на грядущем испытании Господь не прибрал, — стал нагонять жути Зайцев. — В прошлый раз хоть командой можно было действовать. А теперь…
— Теперь каждый не просто сам за себя, но и против других, — ворвался без стука в комнату Мишка с листком в руке. — Всех смешали. Никакого «по одному представителю от каждой Башни». Списки вывесили. И такое ощущение, Макс, что тебя кто-то очень не любит в руководстве школы.
Мы, не сговариваясь, почти тут же оказались возле Мишки, пытаясь вырвать листок. Наконец он перекочевал к долговязому Рамику, который лишь покачал головой и передал бумагу мне. Я пробежал по тройкам, найдя свою фамилию. Рядом значились еще две: Куракин и Аганин.
И что-то сразу не до шуток стало. Потому что, сдается мне, из смертельно опасного испытания теперь действительно кто-то может не вернуться. Скажем, один из свежеиспеченных графов.
Глава 16
«Четвертаго мая тысяча восемьсотъ шестьдесятъ шестаго года Кузнецовъ Иванъ Сергевичъ, уроженецъ сла Колитвино, проходящій въ ту пору обученіе у шляпнаго длъ мастера Седова, прогуливался мимо Лтняго сада. Тамъ онъ и увидлъ запряженный экипажъ съ толпой звакъ. Узнавъ, что коляска принадлежитъ Государю-императору, Кузнецовъ присоединился къ толп, гд и замтилъ страннаго человка.
Какъ было выяснено позже, по природ своей немощный, Кузнецовъ съ магіей сталкивался. И сила наградила его способностью видящаго. Оттого на него и не подйствовалъ Отводъ глазъ террориста-искусника Каразова. Благодаря многочисленнымъ амулетамъ, обозначенныхъ по принципу дйствія какъ магія-противъ магіи, Каразовъ остался незаметенъ для охраны Государя-императора.
Увидвъ продирающегося сквозь толпу къ самодержцу незнакомца, на котораго никто не обращалъ вниманія, и который сжималъ въ своей рук кривой ножъ (позже выяснилось, что на него были наложены дополнительныя руническіе усиленія), Кузнецовъ бросился на террориста. Посл секунднаго замшательства Каразовъ отбросилъ шляпнаго ученика, но время было потеряно. Вмшалась охрана и террориста задержали. Въ ход примненія силы Кузнецовъ лишился руки, а правая часть его лика оказалась обезображена.
Позже Государь-императоръ пожаловалъ шляпнику Кузнецову потомственное магическое дворянство. Ко всему прочему онъ подарилъ ему ножъ, которымъ предполагалось совершить преступленіе, и имніе. Такимъ образомъ, Иванъ Сергевичъ
Никогда не подумал, что обычная история так увлечет. Хотя, чего удивляться? Все становится интереснее, когда начинает касаться непосредственно тебя.
Но все-таки каков был предок, а? Я мысленно ставил себя на его место и понимал, что большой вопрос, поступил бы также или нет? И, кстати, на одной из картин в имении я видел пожилого человека с седыми усами. Точнее усом, второго вроде как и не было. Позировал тот почти полностью развернувшись левой стороной лица. Теперь хотя бы стало понятно почему. Правая у него либо отсутствовала, либо была изуродована.
Помимо изучения истории собственной генеалогии (листок мне прислал недавно Алекс. Нашел, говорит, архиве) существовал еще один немаловажный фактор — чтение отвлекало от повседневной суеты и успокаивало. Самое то, когда тебе скоро идти на испытание с двумя заклятыми друзьями.
— Макс! — одновременно со стуком в дверь высунулась из-за нее хитрая голова Азамата. Только в этот раз казах выглядел слегка обеспокоенным. — Можно к тебе?
— Заходи.
Вместе с Тусупбаевым в комнату ввалился Саня Татищев, благородный, что называется, средней руки. Вечно прямой, как-будто ему кое-куда вставили кочергу. Глядя на него, я постоянно пытался перестать сутулиться. Ну, и еще он был с определенными загонами по поводу чести и всякого такого. Хотя у меня с ним конфликтов не было. А Байков с Татищевым даже изредка общались.
— Мы к тебе, — еще раз сказал Азамат. — По одному делу.
Пришлось подниматься с кровати. Все-таки не дорос еще до уровня, когда можно принимать «ходоков» лежа.
— Этот трус отказывается от дуэли! — в голосе Татищева послышался упрек в мой адрес. Будто я являлся наставником Тусупбаева и долго вбивал ему в голову, чтобы при любом удобном случае он сразу же должен избегать поединка.
Ситуация была интересная. Суть проста — отказался от поединка, неважно кто ты — благородный или разночинец, то все, позор на всю жизнь. Нигде, конечно, документально это не прописывалось. Но магический мир не так уж огромен, как может показаться. К примеру, руку тебе многие перестанут подавать. На работу хорошую не устроишься. Про карьерный рост тоже можно забыть. Маги, тем более благородные, не захотят подчиняться трусу, который отказался от дуэли.
Это вроде кажется, что благородные живут в своем мирке. Ведь поединок чести исключительно их фишка. Точнее, уже наша, все не привыкну к новому статусу. Однако разночинцы со временем многое перенимают. Но самое важное, откажешься от дуэли — и за жизнь твою никто не поручится. Официально, конечно, убийцу поищут, но так, для галочки. Поэтому Тусупбаев поступал очень опрометчиво. С другой стороны, казах хотел жить. И его можно понять. Татищев и фехтовал, и стрелял много лучше казаха.
— Он на ровном месте фигню развел! — возмутился теперь Азамат.